Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология

Случай Марион и Марго представляет собой весьма редкий пример соединения в одном судебном процессе двух, по сути дела, различных обвинений: в колдовстве и в проституцииЗ48. Если подходить к этому вопросу с формальной точки зрения, то среди единичных ведовских процессов XIV–XV вв. найдется очень мало обвиняемых молодых и/или незамужних женщин, к которым теоретически применимо определение «проститутка». Так, из 97 писем о помиловании за 1319–1556 гг., проанализированных Пьером Брауном и содержащих упоминание о колдовстве, только чуть больше половины относится вообще к женщинам. Из них два случая более или менее (ибо прямое указание на обвинение или общественное мнение, связанное с проституцией, отсутствует) схожи с нашим казусом. В письме от 1371 г. упоминается некая Жанна Эритьер, 26 лет, соблазнившая женатого мужчину с помощью колдовства. В письме от 1347 г. говорится о Жанне де Крето, местной «певичке» (menestrele\ которая также соблазнила женатого мужчину и добилась того, что он оставил ради нее собственную жену349. Остальные дела, рассмотренные П. Брауном, не имеют ничего общего с нашим случаем ни по общественному положению «ведьм», ни по их возрасту, ни по характеру обвинений.

Регистры Парижского парламента за более поздний период (1565–1640), изученные А. Зоманом, рисуют примерно ту же картину. Только 9 % всех женщин, обвиненных в колдовстве, были незамужними. Зато на долю замужних приходится 53 %, а еще 38 % — на вдов350.

Известен, однако, еще один процесс над женщиной, которая одновременно обвинялась в колдовстве и проституции. Сам образ жизни героини, повлекший, по мнению судебных чиновников, такое обвинение, странным образом повторяет историю Марион ла Друатюрьер. Это дело — процесс над Жанной д ’ Арк. Предварительный перечень статей обвинения, составленный прокурором трибунала Жаном д’ Эстиве, содержал две статьи (VIII и IX), впоследствии удаленные, но представляющие для нас сугубый интерес. В них Жанна обвинялась в том, что «в возрасте 20 лет она отправилась без разрешения родителей в город Нефшато, где нанялась на службу к содержательнице постоялого двора. Подружившись там с женщинами дурного поведения и солдатами, она научилась верховой езде и владению оружием… Находясь на службе, названная Жанна привлекла к церковному суду города Туля некоего юношу, обещавшего на ней жениться… Этот юноша, проведав, с какими женщинами зналась Жанна, отказался от брака с ней. и Жанна в досаде оставила упомянутую службу»351.

Судя по данному описанию, моральный облик и поведение Жанны д’ Арк и Марион ла Друатюрьер вполне совпадают. И это совпадение, на мой взгляд, не может быть простой случайностью. Однако образ ведьмы-проститутки не получает в дальнейшем особого развития. Если в позднейших ведовских процессах женщин и обвиняют в каких-то иных преступлениях, то чаще всего (если рассматривать сексуальную сферу) это адюльтер, инцест и детоубийство, спровоцированные колдовством. Что касается проституции, то в XVI–XVII вв. слова типа «Ах ты, проститутка, ведьма, развратница!» становятся расхожим ругательством и могут быть адресованы любой женщинеЗ‘52.

Следует предположить, что корни этого объединения двух обвинений, двух составов преступления в одном деле нужно искать не в особенностях развития ведовских процессов, а в особенностях восприятия проституции в средневековом обществе.

Жак Россио, занимавшийся этой проблемой, отмечает в своей обобщающей монографии, что конец XIV в. ознаменовался во Франции одним примечательным событием — повсеместным созданием публичных домов. До того времени проститутки (деревенские и городские, «банные» и «секретные», местные и бродячие) находились под властью многочисленных rois des ribauds. имевшихся в любом крупном городе, или своих собственных сутенеров. Такое «вольное» их положение не устраивало представителей власти, и с конца XIII в. почти каждый год очередной ордонанс настаивал на выдворении «femmes de mauvaise vie» из королевства353. Однако исчезновение rois des ribauds к концу XIV — началу XV в. (позднее всего это произошло именно в Париже — в 1449 г.) привело к тому, что проститутки постепенно из изгоев общества превратились в его прослойку. Их общественное положение становилось раз и навсегда определенным в социальной иерархии, и создание публичных домов этому немало способствовало. Периодом наибольшего благоприятствования для французских проституток Ж. Россио называет 1440–1470 гг.354