Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология

«Инструментальный» подход «Пахаря» к спутнице жизни был замечен, собственно, и Смертью. Бесконечные ламентации «Пахаря» на тему, что все его счастье заключалось в Маргарете и теперь навеки потеряно, Смерть понимает на свой лад: «Если, по твоему мнению, все счастье в женщинах, то мы советуем тебе и впредь испытывать счастье». Ведь весь вопрос заключается лишь в том, нашел ли «Пахарь» жену уже изначально полной всяческих достоинств или же он сам сделал ее таковой. Если нашел, то пусть поищет снова и, возможно, вновь будет успешен, а если сам ее воспитал, то пусть радуется: он — настоящий мастер, которому ничто не мешает и впредь воспитывать достойных жен443. Разумеется, Йоханнес из Тепля стремится представить здесь Смерть особенно циничной, но, по сути дела, она лишь окрашивает цинизмом установку, разделяемую и «Пахарем»: важна не столько индивидуальность покойной, сколько образцовость выполнения ею социальных обязанностей. Оплакивается, собственно говоря, не личность, а социальный образец, который вроде бы уже был достигнут и вдруг совершенно неожиданно исчез.

Наверное, такая установка должна способствовать быстрому заживлению душевных ран или по крайней мере некоторых из них. Во всяком случае, автор с немалой психологической достоверностью показывает, как в ходе дискуссии со Смертью постепенно снижается тон «Пахаря». Разумеется, Йоханнес хочет намекнуть, что «Пахарь» как истинный христианин должен обуздать свои эмоции, осознав, что все вершится по воле Господа, а Его решения следует принимать со смирением. Однако дело не только в требованиях жанра и композиции: сам выбор их, сам общий замысел произведения позволяют ощутить характер собственного психологического опыта автора, его личного пути от протеста к примирению с потерей.

Под воздействием холодных аргументов Смерти «Пахарь» начинает сбиваться со своего неистового обличительного тона. Требование смерти для Смерти постепенно сменяется более умеренными претензиями. Теперь «Пахарь» желает… компенсации за причиненный ущерб. Обвинитель даже спрашивает у Смерти, как вассал у сеньора, не провинился ли он чем-либо, не совершил ли чего-либо недостойного против Смерти. Если да, то пусть Смерть скажет об этом, и «Пахарь» предоставит возмещение, а если же нет, то пусть возмещение «Пахарю» и его детям, наоборот, даст Смерть444. О какого рода компенсации говорит «Пахарь»? Он желает воскресить умершую?

На эти перепевы ленного права Смерть отвечает не без вполне обоснованного скепсиса: «Если ты можешь вернуть прошедшие годы, сказанные слова и утраченную девственность, то ты сможешь вернуть назад и мать твоим детям»445.

В конце концов от обвинений и требований «Пахарь» приходит к тому, что начинает просить у Смерти совета и даже утешения. «Посоветуйте, помогите и укажите, как мне прекратить столь сильное страдание моего сердца и как мне заменить моим детям столь чистую мать? Ведь вы должны мне оказать помощь, дать совет и восполнить ущерб, ведь это вы нанесли мне ущерб»446. И хотя приступы горя и возмущения порой снова накатывают на «Пахаря», его психологическое скольжение от бурного гнева к тихой печали очевидно.

При внимательном чтении текста можно догадаться, какой именно «компенсации» требует себе «Пахарь». Из сопоставления рассуждений о пользе и вреде брака, из похвал Маргарете и осуждения неких иных женщин, из раздумий на развилке, откуда один путь ведет в жизнь мирскую, а другой — в монастырь, вырисовывается общая картина. Если бы получилось так, что «Пахарю» вскоре удалось жениться на столь же добродетельной даме, какой была Маргарета, он бы, похоже, сумел утешиться… Стоит лишь проникнуться этой мыслью и перечитать заново труд Йоханнеса из Тепля, как его произведение сразу же приобретет новый смысл. Вместо горя по почившей супруге на первый план выйдет хорошо замаскированное моление о ниспослании супруги новой, но не первой попавшейся, а столь же добродетельной, как и умершая.

В конце концов Смерть собственноручно приводит «Пахаря» пред лик Господа, и тот действительно произносит свой приговор, также несущий на себе заметный отпечаток ленного права: «Истец оплакивает свою потерю, как будто это его наследственное владение, он не думает, что получил его в лен от нас. Смерть славит свою власть, которую, однако, только от нас и держит. Один оплакивает не свое, другой прославляет власть, которой он обладает не сам от себя. Но вы славно спорили: одного его страдание заставило жаловаться, другого же натиск истца заставил говорить правду. А потому истец — тебе честь! А тебе, Смерть, — победа! Всякий человек обязан отдать Смерти свою жизнь, свое тело — земле, а душу — Нам».