Доун взглянула на Брика, ведь её имя начиналось с «Д», как и у Дакоты. Доун не удивилась, когда Би нажал на гудок и поднял руку. Она сочувствовала товарищу, понимая, что иметь девичье имя для парня — это не весёлая участь, что читалось по его ауре.
— Верно, Беверли, — усмехнулся Крис. — Крысы зарабатывают еще одно очко! Правда, я бы предпочел вербальный ответ.
— Но Би никогда не говорит! — защитила друга Доун, прерывая насмешки ведущего. — Просто взгляни на его ауру.
Би — очень хороший парень: не его вина, что он превратился в тихоню из-за постоянных насмешек, связанных с именем.
— Меня это не волнует, — закатил глаза Крис, доставая пульт управления. — Поэтому, как небольшое наказание…
Не успели Крысы опомниться, как оказались в воде. Доун оставалось надеяться, что вина не ляжет на её плечи в глазах сокомандников. Раздумья прервались неожиданным появлением акулы, которая за цель поставила Скотта. Доун наблюдала за зрелищем в страхе за жизнь парня. Ей хотелось предпринять хоть что-то, но много ли можно сделать, будучи привязанной к стулу? Акула не успела поймать себе закуску, ведь участники взмыли ввысь.
Вдыхая на поверхности воздух и ощущая, как мокрая одежда липнет к телу, Доун чувствовала облегчение, смотря на Скотта в привычном скверном настрое.
— Спасибо, что оставили меня на съедение акуле, команда, — парень окинул обвинительным взглядом Доун и участников. — Вы можете выиграть это испытание и без меня.
Доун сравнила его с ребенком, чьему поведению он уподоблялся всё время, проведенное на острове.
— Если он не участвует, то я тоже, — в поддержку выступила Анна Мария, что потянуло за собой ряд возмущений и недовольство конкретного ведущего.
Испытание завершилось, но Доун чувствовала, что не к добру поднятый бунт.
Она была права: следующее испытание оказалось непреодолимым препятствием для её команды, и привело к церемонии исключения. К своему несчастью, Доун знала наперёд выбывшего участника — для его же блага, выход из шоу — разумное решение. В подтверждение предчувствий, зефир разлетелся в руки участников, за исключением Дакоты.
Доун после окончания церемонии осталась на причале, и смотрела на восходящую луну. Она думала о Дакоте и о том, что сумела узнать о ней. Семья Дакоты богатая, её отец пропадает на работе, превращая её в свой дом. Мать — модель, и она переняла манеру отца не появляться на пороге семейного гнезда. В определённом смысле странно, что семья не распалась на куски, а Дакота до сих пор отчаянно желала внимания и любви. Любви, которая будет игнорировать её внешность. Доун думала о том, каково жить в полноценной семье.
Вздохнув, Доун села на край причала, свесив ноги, и взглянула на собственное отражение. Она вспоминала дом, родителей, несчастный случай, произошедший давным-давно. Слова звенели неумолимой болью в голове.
Полный радости дом — улыбка влечет за собой смех день изо дня. Никаких проблем, как считала маленькая Доун, не замечая, что родители загнали себя в ловушку. Она как будто осталась на скамейке запасных в игре. Чтобы вступить в игру потребовался лишь случай…
— Что ты здесь делаешь, Лунное сияние?
Доун обернулась на звук голоса Скотта, с лица которого не сходило раздраженное выражение лица. Она поднялась и непринужденно прошла мимо него.
— Наблюдала за луной: пыталась привести в порядок мысли.
— Что такого могло произойти, что тебе надо привести мысли в порядок?
— Хочешь верь, хочешь нет, но у каждого есть тайный уголок, — вздохнула Доун. — Смерть родителей сильно тебя беспокоит. Если бы мог, то ты бы встретился с ними.
Скотт, не скрывая эмоций, шокировано уставился на Доун.
— Т… Я никогда не рассказывал тебе об этом! Как… Стой, дай угадаю: моя аура рассказала тебе.
— Сейчас ты расслаблен, что позволяет мне прочесть её, — всё, что оставалось Доун, так согласно кивнуть.
— Прекрати. Я не верю в эту ерунду. Почему бы тебе не вернуться в реальный мир? Сверхъестественного не существует, — тень злости упала на лицо Скотта после сказанного. Ему не нравилось, что теперь у девушки есть рычаг влияния против него — да она даже могла шантажировать его, если бы захотела. Но, по тайным причинам, Скотт не думал, что она станет. Он наблюдал за её спокойным выражением, которое переменилось на сердитое.
— Это не ерунда! Но что ты можешь знать? Ты ничего не знаешь обо мне! Всё, что ты делаешь, так насмехаешься и винишь окружающих! Я устала от этого! — подобная злость никогда не брала над Доун верх. Скотт вынудил самые худшие эмоции всплыть наружу.
Девушка развернулась, желая умчаться дальше, но сознание помутилось: новая волна злости окатила её, когда Скотт с едва заметным волнением подхватил Доун.
— Не прикасайся ко мне! Просто оставь меня одну!
Скотт смотрел ей в спину, испытывая удивление — он никогда не видел её злой. Наверное, он задал удар по больному, и ощущал себя… виноватым. Эти чувства сразу вызвали неприязнь, точно такую же, как по отношению к Доун. Подобные мысли были сродни лжи.