Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 — наши дни

И наконец, перейдем от рассмотрения обрабатываю – щей промышленности колониального периода к вопросу о том, насколько наследие власти колонизаторов способствовало индустриализации после обретения независимости. Наиболее успешными с этой точки зрения оказались Южная Корея и Тайвань. Собственно промышленный потенциал в наследство им достался небольшой, по крайней мере Южной Корее, поскольку она пострадала от войны, а большая часть японских фабрик располагалась на севере Корейского полуострова. Некоторые авторы утверждали, что это не простое стечение обстоятельств, поскольку при всей своей жестокости японское правление создавало условия, благоприятствовавшие индустриализации, в частности повышало эффективность и дисциплинированность бюрократии и расширяло доступ к образованию (Cumings 1984; Kohli 2004). Бут количественно оценила прогресс, достигнутый обеими колониями к 1938 году, сравнив его с прогрессом других колоний Восточной Азии. Она пришла к довольно неоднозначным выводам. Что касается доступа к образованию, в 1938 году японские колонии отставали от американских Филиппин. По уровню ВВП на душу населения они на тот момент отставали не только от Филиппин, но и от Британской Малайи, хотя Малайя в 1929 году утратила место богатейшей колонии и разместилась по этому показателю между двумя японскими колониями. По уровню занятости в промышленности (в том числе горнорудной промышленности) в процентах к общей занятости Тайвань и Корею опережали Малайя, Бирма, голландская Ост-Индия и Филиппины (в соответствующем порядке). Поэтому Бут относится со скепсисом к утверждению о преимуществах японского колониализма (Booth 2007b), хотя напрямую и не использует показатели, которые могли бы подтвердить или опровергнуть тезис Коли (Kohli 2004) о том, что японцы оставили после себя бюрократию, способную прекрасно справиться с задачей индустриализации под руководством государства.

В действительности многое зависело от природы государств, оставшихся после ухода колонизаторов. Мюрдаль (Myrdal 1968) защищал точку зрения, согласно которой для государства в независимых странах Южной и ЮгоВосточной Азии была характерна «мягкость» и поэтому оно не было способно возглавить процесс экономического развития. Сверх того, часто называется еще одна, по меньшей мере равноправная, причина, по которой большинство стран Африки южнее Сахары после обретения независимости (то есть примерно с 1960 года до как минимум 1995 года) росли в среднем очень скромными темпами. Это слабая государственная структура и размытое чувство национальной идентичности (об этом см.: Herbst 2000). При этом было проведено сравнение с Латинской Америкой, которая в сопоставимый период после обретения независимости также была раздираема борьбой, зачастую кровавой, за установление эффективной государственной легитимности и контроля[132]. С этой точки зрения колониальное наследство, возможно, неблагоприятно, но его последствия можно преодолеть за пару поколений, достигнув гораздо более быстрых темпов развития (Bates, Coats-worth, and Williamson 2007). Вполне возможно, этот аргумент верен, хотя, как замечает Прадос, в первые полвека после обретения независимости латиноамериканские страны росли быстрее, чем азиатские и африканские страны в соответствующий период (Prados de la Escosura 2009). Если взять бывшую колонию с самым многочисленным населением, Индию, то в первые тридцать лет после обретения независимости ее экономический рост был намного слабее, чем в последующие тридцать (или около того) лет. Тем не менее то, насколько в последнем случае разница объясняется укреплением государства, – вопрос открытый. Если поворот к более либеральной и экспортно ориентированной политике опирался на достижения эпохи импортозамещающей индустриализации, то чрезмерный протекционизм и регулирование в предшествующие десятилетия независимости до некоторой степени были незапланированным идеологическим результатом колониального правления. И в еще большей мере таким результатом было представление Неру о том, что политика laissez-faire колониального периода сковывала развитие Индии – эту идею тогда поддержали как экономисты, так и историки (Roy 2005: 15–16, 27).

Капиталистическая и антикапиталистическая оппозиция колониализму

Многие формы антиколониальной борьбы – кампании против засилья иностранных фирм, выступления против конкретных колониальных правительств, борьба за независимость – включали в себя противостояние капитализму. Здесь мы сосредоточимся на особом проявлении антиколониального движения, оставляя за скобками, например, сопротивление налогообложению колоний или призыву в армию, а также иностранному правлению как таковому. Рассматривая тему капитализма, важно различать движения, выступавшие против распространения рыночных отношений, и силы, боровшиеся за доступ к рынку для туземных капиталистов и крестьян против иностранных картелей и импорта.