С 1970-х годов капитализм еще раз изменился (и не перестает меняться), однако воздействие двух мировых войн, когда-то казавшееся столь незыблемым, сегодня уже практически не заметно. Тот чарующий блеск, который окружал политику государственного контроля над экономикой и планирования промышленности и который был вызван опытом военного времени, потускнел. Некоторые тенденции той эпохи сохраняются, однако нет достаточных оснований по-прежнему связывать их с наследием войны. Иллюстрацией этого вывода служит рис. 11.2, на котором сравнивается доля государственных закупок в ВВП Швеции и Великобритании за более чем столетний период. Если рассматривать Британию в отдельности, то самый поразительный факт – это то, что скачки государственных расходов, обусловленные двумя мировыми войнами, оставили в статистике, по-видимому, неизгладимый след. Случай Швеции показывает, насколько ошибочным может быть такой вывод. На протяжении того же периода Швеция твердо хранила нейтралитет, однако ее показатель находится на том же уровне, что и у Британии как в начале, так и в конце периода. Соседи Швеции значительную часть времени находились в состоянии войны, однако даже это обстоятельство не оказало на ее кривую заметного влияния. Изучив более широкую выборку, Элоранта и Андреев (Eloranta and Andreev 2006) приходят к выводу, что значимого долгосрочного влияния войны на степень активности государственного вмешательства в экономику выявить нельзя. Им удалось установить, что действительно большое значение имел другой фактор – расширение избирательного права.
С XVIII века благодаря деятельности международных институтов глобальных общественных благ становилось все больше. Появление систем международных соглашений позволяет объяснить, почему дважды за последние два века вслед за крупными конфликтами устанавливалась эпоха либерализации и международной капиталистической интеграции. Первую систему ввел Венский конгресс, поставивший в 1815 году точку в наполеоновских войнах. Вторая представляла собой набор мер, принятых между 1944 годом, когда состоялась конференция в Бреттон-Вудсе, и 1947 годом, когда был принят план Маршалла, окончивший Вторую мировую войну. С другой стороны, договоры, заключенные после Первой мировой и ознаменовавшие создание Лиги наций, оказались совершенно бессильны обеспечить экономическую стабильность и интеграцию (Findlay and O’Rourke 2007). По-видимому, чтобы национальные элиты могли сообща реформировать экономическую политику и достигать устойчивого роста, требовалась хотя бы крупица международной безопасности (Broadberry 1994; Eichengreen 1996).
РИС. 11.2
Государственные закупки (в % к ВВП): Швеция и Великобритания, 1880-1990
Источник: Eloranta and Andreev (2006).
Важный урок, который преподносит история, состоит в том, что нельзя изобрести идеальную институциональную структуру раз и навсегда. Это, по-видимому, относится к институтам как национального, так и международного уровня. Превратности судьбы, пережитые капитализмом после 1970-х годов, каждый раз показывали, что для достижения экономического роста придется постоянно преодолевать все новые трудности. Чтобы с ними справиться, политика также должна непрерывно меняться (Aghion and Howitt 2006; Crafts and Magnani 2013). Сознательно или нет, но для разграничения эпох в истории капитализма мы по-прежнему используем даты войн: эпоха 1815–1914 годов, эпоха 1918–1939 годов, эпоха с 1945 года до окончания холодной войны в 1991 году. Действительная история капитализма – это история непрерывных вызовов и ответов. Мы подчиняем историческое исследование прерывистому ритму войн потому, что в войне есть действующий субъект, подвиг, триумф, трагедия и борьба, в которую разом вовлекаются целые общества. Ошибкой было бы, однако, из этого заключать, что война, а не мир будет главным источником вызовов для капитализма в будущем.
Заключение
Выше я использовал сравнительный подход, противопоставив капитализм альтернативным системам, существовавшим в истории. Способствовал ли капитализм снижению стоимости войны? Да, но это не было его уникальной чертой. Снижение технологических и торговых издержек войны началось в докапиталистическую эпоху. Далее эта тенденция, несомненно, продолжилась. Специфическая заслуга капитализма была связана с налоговой революцией XVIII века, заложившей предпосылки для массовых войн XX столетия. Однако репрессивная мобилизация при фашизме и коммунизме как средство повышения потенциала войны отодвинула на второй план достижения налоговой революции. Что касается представления, будто снижение стоимости войны при капитализме сделало ее «бесплатным обедом», о котором говорил Кейнс, то с этим я не могу согласиться.