Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 — наши дни

Существует трудность, связанная с тем, что доступные нам наборы данных, отражающие распространение капиталистических прав собственности и экономических свобод, охватывают меньшие временные отрезки и покрывают меньшее число стран, чем данные по политическим переменным. Изучая период с 1950 по 1992 год, Гарцке использует показатели внешней финансовой и торговой либерализации как наиболее достоверный критерий устойчивости рынков и политики laissez-faire. Выясняется, что страны, в которых этот признак капитализма выражен сильнее определенного уровня, не воюют друг с другом, а следовательно, между ними сохраняется одновременно капиталистический и демократический мир. Во-вторых, после того, как сделана поправка на уровень экономического развития и показатели политической близости двух стран, либерализация экономических отношений между ними (оцениваемая по наименьшему в данной паре уровню либерализации) служит более сильным предиктором двустороннего мира, чем демократичность этих стран.

Почему тогда в мире становится больше не только капитализма и демократии, но и войн? Возможно, войн становится больше, потому что меняются их качественные характеристики. Мюнклер полагает (Munkler 2005), что «новые войны» больше похожи на Тридцатилетнюю войну (1618–1648), чем на территориальные конфликты великих держав в XX веке. Глубинной причиной новых войн, по его утверждению, являются скрытые силы глобализации, в том числе переполнение мирового рынка дешевыми автоматами Калашникова и безработными молодыми людьми. Новые войны имеют малый охват и затяжной характер, противоборствующим сторонам может быть выгодней поддерживать состояние конфликта, чем доводить до победы, в результате чего «новые войны» продолжают тлеть, не приходя к определенному итогу, о чем применительно к гражданским войнам пишет также Дэвид Кин (Keen 1998). «Новая война», по мнению Мюнклера, означает использование вооруженных конфликтов частными лицами, преследующими частные интересы. В «новых войнах» стирается грань между солдатами и гражданским населением, сражения в них уступают место кровавой резне, они скорее разрушают, чем укрепляют государственный аппарат. Среди прочего это приводит к утере контроля над вооруженным насилием со стороны государства.

Взгляд Мюнклера можно сравнить с концепцией Харрисона и Вулфа (Harrison and Wolf 2012). Оба подхода рассматривают тенденции глобализации и сокращение относительной стоимости средств разрушения в качестве скрытых действующих сил. С точки зрения Харрисона и Вулфа, эти силы меняют не качественные характеристики войн, а их количество. «Если вооруженные конфликты стали происходить чаще, – заключают они, – то, возможно, не потому, что мы этого хотим, а скорее потому, что мы можем».

Воздействие войны

Каково бы ни было влияние капитализма на войну, война также изменила его. Однако характер и устойчивость этих изменений являются предметом активных дискуссий. В период до 1913 года война способствовала переходу к современной налоговой системе, что, в свою очередь, способствовало росту производительности. В частности, проанализировав данные за XIX век с выборкой из 96 стран, Динчекко и Прадо (Dincecco and Prado 2012: 172) обнаруживают, что «государства, которые за историю своих войн понесли больше людских потерь, чем 90 % других государств, сегодня имеют на 80 % более высокий уровень производительности, чем государства, не имеющие зарегистрированных потерь». Для тех, кто предпочитает опираться на изучение истории, можно привести пример Британии, из которого следуют те же выводы (см. гл. 12 первого тома).

Отсюда не следует, однако, что война действовала на экономику столь же благотворно и после того, как переход к государству современного типа завершился. Мюнклер (Munkler 2005) говорит об обратном: «новые войны» конца XX века, как и Тридцатилетняя война XVII века, скорее разрушают государство, а не укрепляют его.

Со времен Адама Смита признано, что капитализм не может работать без законов, налогообложения и общественных благ (см. гл. 18 первого тома), а их в основном обеспечивают нации-государства. В то же время излишнее налогообложение и регулирование производят на экономику удушающий эффект. В этом вопросе существуют разумные пределы. В XX веке лучше всего капитализм работал, если рука государства чувствовалась, но не давила слишком сильно, если границы оставались открытыми, а мир мыслил больше в космополитических, а не национальных категориях.