Само собой, в военное время в большинстве стран эти правила нарушались. Война повсюду вызывала закрытие границ, ограничение частного предпринимательства и доступа к рынкам, объединяла людей вокруг воюющей нации и становилась для государства источником властных полномочий и легитимности. Правительства брали на себя руководство народным хозяйством и вводили командную экономику. При этом они заимствовали у бизнеса специалистов и методы управления, устанавливали монополию на рынках товаров и кредита, отдавали предпочтение при заключении контрактов государственным предприятиям, попирали право частной собственности, а также заменяли могущественные стимулы рыночной конкуренции административным принуждением и слабыми искусственными стимулами (Broadberry and Harrison 2005; Harrison 1998; Higgs 1993).
Сильное перераспределение ресурсов между отраслями произошло во всех странах – как в тех, что вступили в войну, так и в тех, что сохраняли нейтралитет. Воюющие страны ограничивали потребление, сворачивали экспорт и на первое место выдвигали производство военной продукции и оказание услуг армии. Нейтральные страны столкнулись с большим ростом спроса на продовольствие и сырье со стороны участников конфликта. Некоторые из них при этом, вопреки своему желанию, оказывались у самого порога войны, с большим трудом балансируя между двумя противоборствующими сторонами. Иные, видя, что на мировом рынке промышленных товаров гражданского потребления образовалась ниша, стремились ее занять и заработать как можно больше прибылей и в том числе использовали это как удобный момент для индустриализации (Findlay and O’Rourke 2007). В результате этого межотраслевого перемещения ресурсов возникала большая рента, которая либо оставалась внутри страны, либо (в случае оккупированных колоний) – изымалась захватчиками (Klemann and Kudriashov 2012).
Война вызывала перераспределение власти и перемещение ресурсов, но оказалась ли новая структура устойчивой и после того, как установился мир? Когда война окончилась, положение некоторых стран снова резко переменилось. На страны-агрессоры поражение в целом произвело целительный эффект, хотя и достигнутый ценой ужасных потерь. После 1918 года на обломках империй в Центральной и Восточной Европе (впрочем, не в России) возникли демократические государства, однако в течение двух десятилетий большинство бедных стран (а также такое богатое государство, как Германия) откатилось назад к диктатуре (Eloranta and Harrison 2010). В Атлантической хартии 1941 года самоопределение наций было провозглашено в качестве главного вопроса Второй мировой войны. Крах агрессоров оказался более полным, и больше они не предпринимали попыток реванша. В Германии, Италии и Японии поражение дискредитировало политику агрессии, разорвало нити, связывавшие богатство и власть, и разрушило взращенные войной империи, опиравшиеся на рабский и крепостной труд. После того как эти страны отказались от тяготившей их самих претензии на строительство великой державы, перед ними открылась перспектива беспримерного в истории экономического расцвета (Olson 1982).
Для другой части стран две мировые войны имели чрезвычайно долговременные и часто отрицательные последствия. Самым наглядным примером таких последствий было возвращение коммунизма в страны Прибалтики и его победное шествие по Восточной Европе, вследствие чего цели Атлантической хартии были достигнуты в полной мере лишь после окончания холодной войны полвека спустя.
Все обстоятельства послевоенного мира подталкивали политиков, вставших у руля наций и вместе с ними входивших в новые, неизведанные воды, применить все доступные средства, чтобы оградить экономику от угроз и обезопасить старые и новые группы интересов. Помимо политики перераспределения дохода и системы всеобщего благосостояния (см. гл. 14 настоящего тома), для четвертьвекового периода, наступившего после 1945 года, были характерны режим фиксированных валютных курсов, контроль над движением капитала, структурная промышленная политика и повсеместное (хотя и постепенно ослабевающее) использование таможенных пошлин. С помощью последних старые промышленные державы защищали «стратегические», а государства, переживающие индустриализацию, – «молодые» отрасли промышленности (Foreman-Peck and Federico 1999). В результате к уровню глобализации, достигнутому в 1913 году, мир вернулся лишь в 1970-е годы (см. гл. 9 и 1 настоящего тома).