Оценивая воздействие капитализма на благосостояние, экономические историки долгое время уделяли главное внимание вопросу о том, как менялся уровень жизни в ходе британской промышленной революции. В исторической литературе этот ранний опыт современного экономического роста, как правило, оценивается отрицательно (так называемая пессимистическая гипотеза, по большому счету уходящая корнями в выдвинутый Марксом тезис об обнищании пролетариата) (Allen 2007; Feinstein 1998; Hartwell and Engerman 2003). Даже самые оптимистически настроенные экономические историки подчеркивают: несмотря на непрерывный экономический рост с конца XVIII века, уровень жизни рабочих начал существенно повышаться лишь в 1820-е годы (Lindert and Williamson 1983). Систематическое исследование уровня заработной платы подтвердило, что эти пессимистические оценки верны и для других стран и регионов. В доиндустриальной Европе (за исключением Англии и Нидерландов) уровень жизни стагнировал, пока в начале XIX века не начался его постоянный рост, связанный с индустриализацией, и не наметилось сильное отставание остального мира, в особенности Китая (Allen 2001; Allen et al. 2011; Liand Van Zanden 2010; Pomeranz 2000). Правда, с этой точкой зрения согласны не все (см.: Broadberry and Gupta 2006 и Maddison 2006).
Помимо индустриализации внимания заслуживает и воздействие, которое оказала на уровень благосостояния интеграция рынков товаров и факторов производства (то есть глобализация). Она не только привела к повышению уровня экономической активности в затронутых ею странах и регионах, а соответственно, и более высокому уровню дохода на душу населения. Она увеличила относительную отдачу на такой фактор производства, как труд, в то время имевшийся в изобилии (например, в Европе и Восточной Азии XIX века). Глобализация привела к снижению неравенства в доходах, чему также способствовала массовая миграция (Lindert and Williamson 2003; O’Rourke and Williamson 1999). Сравнение доиндустриальной и индустриальной эпохи приводит к выводу, что глобализация и экономический рост вызвали повсеместное повышение благосостояния, что выразилось и в росте среднего дохода, и в росте равенства (O’Rourke and Williamson 2005).
Эмпирические данные по уровню благосостояния и экономическому прогрессу доступны с начала XIX века и с течением времени они охватывают все более широкий круг стран. Так, в Западной Европе и ее «ответвлениях» на протяжении последних 200 лет уровень реальной заработной платы постоянно повышался. О росте благосостояния в современную эпоху также можно судить, опираясь на (грубую) оценку реального уровня ВВП на душу населения (Maddison 2010). Хотя споры, насколько этот показатель отражает благосостояние, не утихают, его продолжают широко применять (Engerman 1997).
Отмечалось несколько противоречий между альтернативными методами измерения благосостояния. В частности, тренды реальных зарплат, то есть доходов тех, кто находится в нижней части распределения, не совпадают с трендами среднего душевого дохода[254]
. В действительности в низкой корреляции этих двух показателей нет ничего необычного, поскольку они относятся к разным составляющим дохода. Реальные зарплаты отражают отдачу на труд, а ВВП – отдачу на все факторы производства и, если только распределение дохода не остается неизменным во времени, нет никакой причины, чтобы они росли одинаковыми темпами (Williamson 2002)[255]. На самом деле, приблизительную оценку долгосрочных изменений в неравенстве можно получить, если сравнить уровень ВВП на душу населения (или, лучше всего, на душу занятого населения) с реальной заработной платой (это отношение называется коэффициентом Уильямсона). Коэффициент Уильямсона служит хорошим критерием функционального распределения дохода и, если считать дисперсию душевого дохода на каждый отдельный фактор (труда, капитал, землю) неизменной, также и распределения дохода между отдельными людьми. Насколько можно судить по обрывочным эмпирическим данным, вплоть до начала XX века в европейских странах функциональное распределение дохода хорошо отражало тенденции в распределении личного дохода (Dumke 1988; Prados de la Escosura 2008; Waldenstrom 2009). Существующие оценки показывают, что в течение XX века повсеместно действовала долгосрочная тенденция к снижению неравенства доходов, оформившаяся в начале-середине века и окончившаяся к 1980-м годам (Van Zanden et al. 2013).