Кембриджская школа. Теория и практика интеллектуальной истории

Желание Екатерины во что бы то ни стало наделить дворян собственностью на природные ресурсы может показаться странным и необоснованным. Однако свобода распоряжения богатствами земли имела важный символический смысл и, разумеется, экономическое значение. В Европе Старого порядка владение недрами, водой и лесом символизировало неприкосновенность сеньориальных привилегий, которые исчезли после Французской революции. Статус рек и лесов может поэтому служить индикатором особенностей политического режима. Россия не была исключением в этом смысле, хотя развитие права собственности здесь имело несколько иную траекторию. В то время как в континентальной Европе частное владение ресурсами являло собой символ феодального прошлого, в России введение частной собственности на реки, недра и леса было представлено как щедрый жест просвещенного монарха и как признание свобод дворянства. В континентальной Европе власть частных лиц над природой была либо упразднена, либо сильно ограничена в результате политических реформ (Франция) или камералистических преобразований (немецкие земли), в то время как в России этот режим сохранялся десятилетиями. Таким образом, «изобретение» частной собственности в середине XVIII века привело к «закрепощению» в частных руках природных богатств. Приватизация лесов, недр и рек создала почву для конфликта частных и публичных интересов. Что важнее для общества – сохранение частной собственности или предоставление ресурсов в общее пользование? До самой революции 1917 года этот вопрос составлял одну из главных и трудноразрешимых проблем для законодателей, экономистов и предпринимателей.

Как же объяснить страстное желание Екатерины раздать богатства природы в частные руки? В первую очередь, эти реформы преследовали весьма прагматичную цель: приватизация рек, лесов и недр означала признание неспособности государства справиться с их управлением, которое требовало значительных финансовых и прочих ресурсов, и, таким образом, освобождала правительство от этого бремени. Попытки Петра I централизовать государственное управление водными путями и лесами, «национализировать» необходимые для строительства флота леса и регулировать частное пользование природными ресурсами закончились ничем. Государственная власть, особенно на местном уровне, оставалась слабой, и идеи «общего блага», кажется, никто не разделял. Неудача попыток Петра I приостановить стихийную приватизацию ресурсов подчеркивала утопизм его плана: государство претендовало на роль, которую не могло само исполнить.

Екатерининская приватизация являлась признанием де-факто существующего положения вещей и решала важную проблему: государство избавлялось от того, с чем не могло справиться. Таким же образом Екатерина раздавала земли на новых окраинах дворянам и иностранным поселенцам [Bartlett 1979]. Как утверждает Роберт Джонс, знаменитая реформа Петра III – дарование «свободы» от службы дворянам – являла собой не что иное, как попытку сократить затраты на выплату жалованья [Jones 1973: 34]. Екатерина тоже пыталась представить приватизацию, которая была острой необходимостью, как щедрый дар. Надо сказать, что и впоследствии, в конце XIX века, правительство отказывалось принять управление природными ресурсами, ссылаясь на неприкосновенность частной собственности: на самом деле оно просто не хотело брать на себя эту обузу. Долгое существование крепостного права тоже, в сущности, во многом объяснялось недостатком административных и финансовых ресурсов: приватизация публичной власти позволяла государству полностью возложить местную власть на помещиков, сокращая государственные расходы и обязательства.

С другой стороны, идеологические и политические основания для усиления дворянских прав собственности были едва ли не более важными, чем экономические мотивы. Этим объясняется настойчивость, с которой Екатерина пыталась укоренить идеи собственности в русском обществе. Однако она не была ни философом, ни юристом. Она интуитивно схватывала основные черты современных ей воззрений, разумеется, часто и, возможно, намеренно не обращая внимания на разницу интерпретаций. Заимствуя из разных источников, Екатерина создавала оригинальную модель прав собственности, которая была совместима с самодержавием.