Кенгуру

— Откуда это Пётике взяла? — спросил он раздраженно и выпил сразу полстакана пива.

— Она говорит, вы вместе ходите и Жожо в тебя влюблена по уши.

— Мура все это. Делать им нечего, этим бабам, вот и чешут языки.

— Я тоже так думаю... Ты не сердись, Ворон, но когда я про это услышал, так сразу представил твою рожу и чуть не помер со смеху.

— Стареешь ты, Йоцо.

— Ну-ну...

— Не понимаешь ты нынешних девчонок. Чокнутые они все...

— Конечно, Ворон, чокнутые — как все бабы. Когда-нибудь ты это поймешь. Вот будет у тебя двое-трое детей, тогда и поймешь.

— У меня другие планы.

— Разумеется. У всех у нас были когда-то другие планы.

— Жениться никто меня не заставляет.

— Не заставляет...

— Чего ты меня подзуживаешь? Я тебе правду говорю, что у меня серьезные планы...

— Планы надо осуществить. Вот в понедельник пойдешь и попросишься с пятитонки на какого-нибудь бронтозавра. Будешь опыт набирать.

— А Пётике — дура, мелет, сама не знает что. Ничего не понимает, только треплется, будто ей больше всех надо...

— Безмозглая баба. Пусть треплется, ты не принимай близко к сердцу. Ее только Цица интересует. Цицу она особенно обхаживает...

— Мне до Цицы никакого дела.

— Может быть... Жене моей Пётике сказала, что, с тех пор как ты Цицу из пруда вытащил и она тебя при всех расцеловала, у нее дня спокойного нет.

— Знаешь, когда это было?

— Догадываюсь.

— Пять или шесть лет назад.

— Не о тебе речь, а о Цице. Пётике прямо зеленеет вся, как ее увидит.

— И чего они не поделили? Две толстопятые девки...

— Конечно. Две кошки. Только одна сиамская, а другая домашняя.

— Это которая же сиамская?

— Тебе не все равно? Твое дело — о Жожо думать...

Варью сердито взглянул на Йоцо, но сдержался. И залил досаду пивом.

Когда они собрались уходить, было уже десять вечера. Счет они оплатили вместе.

— Ты куда? — спросил, выйдя на улицу, Варью.

— Домой, семья ждет,— ответил Йоцо.

Пожав руку молодому шоферу, он двинулся по душной, пыльной улице в сторону пивоварни. Варью решил, что Йоцо в самом деле идет домой или, может быть, к пивоварне встречать жену: как раз кончалась вторая смена.

Варью постоял немного, глядя по сторонам, раздумывая, куда пойти; ему вспомнилась Пётике. И опять его охватила злость: чего эта чертова девка лезет в его дела! Забросив за плечо свою новую куртку, он двинулся к «Мотыльку». «Придется взяться за Пётике, поучить ее хорошим манерам,— думал он. — Войду сейчас, огляжусь, будто в незнакомое место пришел. С ребятами не буду здороваться и на девчонок внимания не обращу. Пётике, конечно, этого не выдержит. Вскочит и подойдет. Тут-то я ее с правой руки... Нет... Лучше не так... Лучше возьму и ухвачу ее за нос. Сначала просто защемлю, а будет пищать, еще и покручу. Точно... Покручу и скажу: мол, радость моя, какое твое собачье дело, с кем ходит Цица?.. Вот... Точно! Какое, мол, твое собачье дело, с кем ходит... Нет, не Цица, а Жожо... Значит, какое твое... с кем ходит Жожо... Нет, так тоже не пойдет. Если уж ты авантюрист, так не говори сразу все, что думаешь. Авантюрист должен быть загадочным, флегматичным, его сразу не поймешь... Только вот при чем тут я?..»

Варью сплюнул в пыль, потом долго разглядывал плакат, на котором в слабом свете фонаря можно было прочесть лишь три слова: «Будапешт без крыс». В ту минуту, когда он отвел взгляд от плаката, ему показалось, что по мостовой пробежала крыса и скрылась в водостоке.

«Йоцо сказал, что я тоже авантюрист. А если Йоцо так сказал, то так оно и есть. Если человек способен выбросить в окно своего «вольво» несколько тысяч долларов — потому что у него принципы, значит, к его словам стоит прислушиваться...— раз мышлял Варью, представляя, как он, водитель на заграничных рейсах, отвергает одно за другим соблазнительные предложения торговцев наркотиками. Еще бы: ведь главное — это семья, квартира... Тут Варью сообразил, что семьи-то у него никакой нет. У него возникло странное чувство, словно он что-то потерял и не мог вспомнить что. Он задумался.— А может быть, неженатых стараются не посылать в заграничные рейсы? Неженатый — он ведь везде дома. Привыкнет к чужой пище, к выпивке, к бабам, к чужому солнцу. В том-то и беда... В том беда, что я неженатый. Молодой и неженатый... Волосы — что? На волосы им наплевать. А вот семья... Есть семья или нет семьи. Йоцо — вон какой семьянин... А ведь лихим был парнем! Вспомнишь — не поверишь! Казалось, обязательно в тюрьме кончит. А он!.. Таким же работягой стал, как все,— только лучше».