Кенийские сафари

Все это поощряет браконьеров пускаться на отстрел носорогов, несмотря на строгость кенийских законов, запрещающих любую охоту на этих гигантов. В последние годы были случаи, когда у браконьеров конфисковывали по 200–250 килограммов рога. Недалеко от Лаисамиса, по склонам гор Лосаи, есть труднодоступные маньятты, в которых вялят ленты носорожьего мяса и высушивают кровь. Ее наливают тонюсеньким слоем на гладкие, растянутые кольями шкуры и оставляют на солнце до тех пор, пока она не превратится в бурый порошок. Его осторожно соскабливают и собирают в калебасы, а на шкуры наливают новый слой драгоценной крови. Кстати, гурлейо, мериле, рендилле, боран и другие местные племена таким же образом приготавливают и молочный порошок — единственный продукт, который поддерживает их существование в засушливую пору.

За Лаисамисом исчезают холмы, пропадает древесная растительность. Теперь машина, часто теряя управление, начинает «плыть» по песку. Это первый признак близости пустынь Кайсут, Короли и Чалби, окружающих с востока и севера Марсабит.

Дорог через эту идеально гладкую песчаную равнину нет. Поверхность песка, нарушенная хоть раз, делается почти непроходимой в течение нескольких лет, пока не выпадет дождь и вновь не выровняет поверхность. Поэтому каждый водитель пытается ехать не по колее, вырытой машиной его предшественника, а чуть поодаль, параллельно ей. Так возникают расширяющиеся из года в год, от одного дождя до другого, «автострады» шириной по нескольку километров.

Вдали над идеально плоскими песчаными равнинами висят миражи: причудливые очертания горных склонов, покрытых лесом, или колышащиеся воздушные озера. По ним, словно древние ладьи, плывут верблюды. Их недаром называют кораблями пустыни. Кочевники вьючат на них шатры, в том числе и длинные палки-подпорки, на которые крепят свои жилища. Эти три шеста, торчащие над вереницами верблюдов, и правда придают им вид кораблей, опустивших в штиль паруса.

Верблюды — это уже не миражи. Выстроившись в длинную стройную цепочку — хвост впереди идущего верблюда связан с уздечкой идущего сзади, — медленно и торжественно шествуют они по пустыне. Впереди, рядом с верблюдом-вожаком столь же торжественно шествует женщина. Именно «шествует», потому что женщины в этих краях не ходят обычной поступью.

Это караван рендилле. И узнать это нетрудно, потому что в Восточной Африке, а может быть, и во всем мире только женщины рендилле сооружают себе такую величественную прическу. Она напоминает огромный петушиный гребень, который начинается на затылке, пересекает по центру голову и оканчивается, слегка нависая, надо лбом. Основой этого странного сооружения служит глина и охра, однако сверху его нередко прикрывают собственными волосами. Такой гребень носят все женщины-рендилле со дня рождения их первого сына. Его убирают лишь после того, как сын пройдет обряд инициации, или в случае смерти мужа. Тогда женщины начинают заплетать свои волосы в многочисленные тонкие косички, собираемые сзади в пучок.

Потом пелена пыли скрывает от меня плывущий по пустыне караван: это навстречу, прямо через то место, где только что дрожало озеро-мираж, на бешеной скорости едет грузовик. По мере приближения я начинаю различать в нем военных, которые, размахивая руками, воспроизводят жест, которым обычно кенийские полицейские приказывают водителю остановиться. Я нажимаю на тормоза, и тут же меня окутывает пелена тончайших песчинок. Жду, с ужасом думая, какое облако пыли поднимется, если рядом затормозит грузовик.

Минут пять мы не видим друг друга, потом из молочной пелены показывается силуэт человека с автоматом наперевес.

— Ваши документы, — требовательным тоном произносит он.

Я протягиваю ему заранее приготовленные бумаги. Он бегло просматривает их, обходит машину, записывает номер.

— Все о’кэй, — берет он под козырек. — Но должен вас предупредить, что несколько дней назад рядом на пластиковых бомбах, оставшихся со времен операций «шифта», подорвалась машина с охотниками-американцами. Если вы не хотите разделить их участь, следуйте за нами точно по колее нашей машины.

— О’кэй, — говорю я, понимая, однако, что ничего хорошего из этой затеи не получится. Колея грузовика гораздо шире, чем у моего автомобиля, к тому же по разрытому песку он не пожелает двигаться.

Но оказалось, что мои дела обстоят еще хуже: раз остановившись, моя машина вообще не желает сдвигаться с места, она уже увязла в песке. Таков закон езды по пустыне. Она гонит, гонит, гонит вперед, не разрешая остановиться, как бы желая, чтобы редкий автомобилист, осмелившийся нарушить ее покой, поскорее убрался за ее пределы.

Солдаты берут меня на буксир и волокут за собой с десяток миль. Облик мест, которые мы проезжали, оставался для меня полной загадкой. Однако, судя по густоте клубов пыли, вздымавшихся из-под колес грузовика, можно думать, что кругом была все та же песчаная равнина.