Читаем Кентавромахия полностью

Поэт дурачился с пространством,

Захлёбывался высотой

И упивался постоянством

Своей иронии святой.


И в откровеньях неумерен,

И неумерен в прямоте —

Он был мучительно уверен

В своей конечной правоте.

18 июля 1972, Коктебель (Орджоникидзе)


СРЕДНЯЯ КОСА

Такая удивительная тишь,

Что, кажется, по воздуху летишь

К под тобою — чаек голоса

И этот остров, Средняя коса,


Где мы застряли между двух морей:

Сидим в Боспоре, в тех гипербореях,

Откуда греки плавали в Пирей,

Где турки русских вешали на реях...


Как даль ясна! Как вечность далека!

Полуоткрытый клювик кулика,

Нелепый, будто вымолвивший слово...

Как сладок ветер, дующий с Азова!

21 июля 1972, Керчь, Средняя коса

* * *

Я не узнал тебя, Пантикапей!

Не угадал тебя, неблагодарен,

В глухом краю кошмарных эпопей,

Где Корчев Керчью окрестил татарин.


Здесь ласточки кружатся надо мной,

Над кранами, причалами и доком,

Трусливый пёс бежит к вокзалу боком,

И море спит белёсою стеной.


Я не узнал тебя, мой давний бред,

Но памятью я от тебя завишу,

Я твой тревожный древний воздух вижу

И тёмных былей различаю след.

21 июля 1972, Керчь, Морвокзал


В АРХИПО-ОСИПОВКЕ

Надкусываем километры,

Наматываем серпантин.

Крутые кавказские ветры

Срываются с горных плотин.


И дождик, весёлый и смелый,

Вприпрыжку бежит по шоссе,

А следом автобус бестелый

Бесшумно летит в Туапсе.

22 июля 1972, Архипо-Осиповка

* * *

Господи, сколько свободы

Или — точнее — любви

Выпало мне от природы

В лучшие годы мои!


Ибо любовь и свобода —

Это и хлеб, и вино,

Это и дом, и работа —

Это и вправду одно!

28 августа 1972


У МОГИЛЫ Я. Р.

Притихшие выси и воды

Проститься со мной позови.

Я — только личинка свободы,

И, значит, личинка любви.


Об этой любви памятуя,

Берёзы стоят в забытьи,

И вечнозелёная туя

Пустила чешуйки свои.

29 августа 1972

* * *

Ты, человек, таинственный сосуд,

В себе замкнувший разума сиянье

И творчества неистребимый зуд,

Ты так же сложен, как и мирозданье —

Пока тебя в клочки не разнесут!

1 сентября 1972


ЭПИГРАММА

Я понял, критик мой блестящий,

Что я поэт не настоящий,

А настоящий — это тот,

Который книжки издаёт.

9 сентября 1972

* * *

Умер старый холостяк.

За день до своей кончины

У приятеля в гостях

Был он весел без причины,

Толковал о новостях.


В день кончины на работе

Суетился, был на взводе,

Всем запомнился — в очках,

С важной миной деловитой,

С плоской лысиной сердитой,

С белой паклей на висках.


Вечером в своей квартире,

Ворот расстегнув пошире

И в пижаму облачась,

Сел за чтенье... В этот час

Был один он в целом мире.


Спохватились к четвергу.

Слесарь, вызванный с завода,

Справился с замком в два счёта.

Он лежал ничком у входа,

Точно рухнул на бегу.


Я с беднягой не был дружен.

Мой поклон ему не нужен.

Как сказать ему: прости?

Как связать теперь людские

Наши судьбы городские

И несчастье отвести?

11 сентября 1972

* * *

Котёнок с перебитой лапой

Орёт протяжно из кустов —

И я над этой жизнью слабой,

Стыдясь, расплакаться готов.


Пусть это жалкое увечье —

Ловушка чувству, западня,

Но, право, горе человечье

Не больше трогает меня.

12 сентября 1972

* * *

Моя одержимость спасает и губит меня.

Питает решимость, не знает ни ночи, ни дня.

Но вот мне уступка: в чаду беспризорных недель

Я выжат, как губка, и брошен на сутки в постель.


В бреду полусонном обрывки видений слежу:

То пешим, то конным, то пьяным себя нахожу,

Сквозь дымку историй я женщину вижу во сне

В платочке, который хранить полагается мне.


Блаженная пытка! Пространство, как сливки, слито

В мой дом до избытка, со мной завернулось в пальто,

Я голову прячу, оно проникает в меня,

Я пойман и плачу, не помню ни ночи, ни дня...


Пусть всё повторится! Её упрекнуть не могу

За то, что творится в моём воспаленном мозгу,

За то, что бездарен и преувеличен мой век,

Косой, как татарин, воинственный, как печенег...

27 сентября 1972

* * *

Вот шахматные вынуты фигурки,

В плетёнке рейнское припасено...

Когда всё это было? В Петербурге

Или в Москве? Не знаю, всё равно...


Я вижу этот древний взгляд, косящий,

Мальчишеский, насмешливый пока,

И женский взгляд, холодный и скользящий,

С горбинкой нос, лиловые шелка...


Где эти двое? Там ли, где Борис

С Мариной?.. Зеленеет кипарис.

Весною соки новые выносит,

И если с облака посмотришь вниз,

Душа светлеет и судьбы не просит...

1972

* * *

Такую власть имеет гений

Над нашим будущим, что мы

По праву нищих поколений

Чужую жизнь берём взаймы.


Рука готова подчиниться

Стихийным навыкам его.

Но волшебству не научиться —

И нам прощают воровство.


И мне ни капли не обидно,

Что, окунаясь в эту власть,

Рискую утонуть, как видно,

И незамеченным пропасть.

1 октября 1972

* * *

Я твердил, что дурное прекрасно,

А прекрасное — дурно, когда

Мы с тобой расставались — напрасно,

Зря, как мне показалось тогда.


Ты же знала, как дурно дурное

И прекрасно прекрасное: ты

Оттого и рассталась со мною,

Что хотела во всем простоты.

9 октября 1972

* * *

Как таинственно имя твоё,

Человек незнакомый!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия