Она была замужем – новость стала для Чэн Ши-сюя настоящим ударом, но он поблагодарил Титину за искренность. Потом она написала очередное письмо:
Он подумал, что мог бы и сам помочь ей с французским, ведь Сесиль он понимал отлично, но предлагать ничего такого не стал. Она рассказала ему, что поет в торговой рекламе. И прислала видео, где рекламировала какую-то марку жвачки. В кадре она ни разу не появилась, зато ее голос звучал как в самом начале, так и в конце клипа и показался ему милым и чудесным. Голос был гораздо нежнее, чем он воображал, думая о ней.
Чэн Ши-сюй отыскал на карте здание, где жила Сесиль. Сделать это было легко, поскольку он помнил, как она упомянула площадь и первый черный флаг, а также место, где располагалась их семейная шелковая мануфактура. Он довольно быстро сопоставил одно с другим и в результате записал на листе бумаги точный адрес. Ему хотелось послать Кун Тао-линь букет цветов. Но он сообразил, что для этого ему нужно знать фамилию брата и сестры, хотя и эта задача была не из трудных. Правда, уже секунду спустя он представил себе изумление Жан-Клода, когда ему вручат букет. Можно, конечно, добавить карточку с надписью “Для Титины”, но все равно: зачем дарить цветы игрушечной панде, которая не способна ни взять их, ни понюхать? К тому же Жан-Клод, он не такой, как Сесиль, он и не подумает поставить букет в вазу, а вазу – на пол, чтобы цветы увидела Титина. Нет, нужен какой-нибудь другой подарок. А если все-таки не отказываться от мысли о цветах, но послать их ей в Даань? Новая идея заставила его резко выпрямиться на стуле. Он опять занес данные в компьютер, чтобы проверить, не удастся ли отыскать точный адрес девушки, но на сей раз у него ничего не получилось. Тогда он разбудил своего кентуки в Лионе – ближе к вечеру тот, как правило, спал на подлокотнике дивана, – спустил по пандусу на пол и отправил искать Сесиль. После того как он пару раз рыкнул, она нагнулась, чтобы погладить его по голове:
– Ну и что случилось, пончик? – Именно так она его обычно называла.
Жан-Клод ему не нравился, но был срочно нужен алфавит, который тот нарисовал для Тао-линь в ванной. Как жаль, что и Сесиль не пришло в голову сделать такой же для него? Она не желала вести с ним беседы? Он рыкнул еще пару раз, хотя знал, что никакого толку от его рычания не будет. Потом развернулся и укатил прочь.
Теперь они обменивались письмами по нескольку раз в день. Кун Тао-линь много рассказывала про своего отца, по которому не переставала тосковать. Он был с ней очень добр, тем не менее в годы культурной революции сыграл мрачную роль и делал вещи, смысла которых она так и не смогла понять. По сравнению с этими историями прошлое семьи Чэн Ши-сюя было не таким интересным, однако Тао-линь жадно выспрашивала вроде бы самые рядовые подробности – например, про то, как Чэн Ши-сюй ходил вместе с матерью и теткой в Национальный музей искусств, вот почему он тотчас послал ей фотографии, сделанные тогда, включая снимки матери и тетки. Она комментировала эти фотографии в нескольких своих письмах, пока не решилась спросить, а нет ли, случайно, среди такого количества снимков хотя бы одного, где запечатлен и он сам.
Чэн Ши-сюй почти не спал в ту ночь, решая, надо или нет посылать ей фотографию. Он вдруг отчетливо понял, что в свои почти сорок лет все еще не может определить, привлекательный он мужчина или нет. И все-таки послал фото, но она не ответила. На следующий день во время чаепития и потом, почесав ноги хозяину, Титина в панике кинулась в ванную, он последовал за ней. Она быстро передвигалась по буквам.
Ты похож на моего отца, – написала Титина и подмигнула ему.
Давай поговорим по скайпу, – ответил он.
Она согласилась. Однако ночью у себя в Пекине Чэн Ши-сюй прождал у компьютера до двух часов, а Тао-линь так и не появилась. На следующее утро от нее пришло письмо. Чэн Ши-сюй открыл его и прочитал: