Кентуки

Алина задумалась над тем, как им это лучше проделать. Когда она включала кентуки в первый раз, ей и в голову не могло прийти, что когда-нибудь она скажет ему подобную вещь, и тем не менее во всем этом присутствовала определенная логика, которой Алина доверяла. Кроме того, у нее не было чувства, будто кто-то из них двоих нарушает границы личного пространства другого, ведь без слов нет и насилия – или все-таки есть? Проблема была в том, что тот тип, кем бы он там ни был, мог сфотографировать ее, мог сделать видео, мог мастурбировать, затаившись в пластмассовом, обтянутом плюшем теле ворона. Но, в отличие от населявших эту арт-резиденцию людей, она, Алина, никакими художествами не занималась и никого ничему не учила. А быть никем – это ведь еще одна форма анонимности: Алина была такой же всевластной, как и человек, управлявший кентуки, и хотела дать ему это понять раз и навсегда. Она опустилась на колени и позволила кентуки приблизиться. Потом вообразила, что лежит со стариком в его влажной постели. Как бы он повел себя с ней? Она никогда не видела порнофильмов про стариков. И теперь потянулась к письменному столу, нащупывая телефон. Точно так же ей никогда не приходило в голову посмотреть порно с кентуки. Алина стала искать “порно”, “старик”, “член”, “кентуки”. И получила больше восьмисот тысяч результатов. Неужели столько людей занимается сексом с этим прибором? Неужели такая штука вообще возможна? Алина выбрала что-то наугад. И, пока видео загружалось, оперлась спиной о край кровати, подняла Полковника Сандерса и поставила на свои скрещенные ноги. Затем повернула его так, чтобы он мог видеть то же самое, что и она, и прикинула, насколько надо опустить перед собой телефон, чтобы смотреть на экран могли они оба. На экране какая-то девушка возилась с поставленной на кровать камерой и уже начинала съемку. Девушка легла, у нее были такие большие груди, что они выступали по бокам, потянулась, доставая что-то с прикроватной тумбочки. Это оказался кентуки, но на нем было слишком много всего накручено, так что никто бы не смог догадаться, что это за животное. Между глаз ему приделали сверкающий рог. С брюха свисал большой черный член из латекса, привязанный к телу на широком поясе. А там, где предположительно находилась задница – если только у этих тварей имелась задница, – ему нарисовали большое красное сердце. Сознавал ли тип, кем бы он там ни был, скрывавшийся за кентуки, что с ним сотворили? Попадет ли в камеру латексный член? Но тут матрас задрожал, а вместе с ним задрожали девушка и потаскун-единорог, и в камеру справа вполз на карачках голый старик. Алина остановила показ. Она была не совсем уверена, что хочет смотреть то, что сейчас произойдет, зато твердо знала, как поступит сама. Она оделась и обулась, принесла табуретку с кухни и поставила в центре комнаты. На табуретку поставила миску и бутылку. Перевернула кентуки вверх колесами, поплотнее вставив его голову в миску. Взяла телефон и прислонила к бутылке. Поправила всю конструкцию, чтобы быть уверенной, что ворону все будет хорошо видно. И снова запустила видео. Там оставалось еще тридцать семь минут действия, а избежать просмотра кентуки не мог.

Алина оделась, взяла ключи и сильно хлопнула за собой дверью. Снаружи начинало смеркаться, в некоторых мастерских уже зажгли свет. Если она не поторопится, то не застанет Кармен на месте. А подруга была ей сейчас очень нужна – вернее, нужен был реальный человек, с кем можно переброситься хотя бы парой самых пустячных фраз. За конторкой у входа Алина подругу не увидела, поэтому мягко постучала кулаком по деревянной поверхности, и библиотекарша буквально выпрыгнула откуда-то, нагруженная бумагами. Она наводила порядок на нижней полке.

– Ну, ты даешь, дорогая, таким манером только виски требуют в баре, – сказала Кармен. – Это совсем не в стиле Джейн Остин. – И тут она внимательно посмотрела на Алину и даже выронила из рук бумаги. – С тобой все в порядке?

Потом глянула на часы. Если Алина подождет минутку, можно будет выйти отсюда вместе и немного прогуляться.

Алине была просто необходима и эта прогулка, и чья-нибудь компания, но она не была готова прямо сейчас начать обсуждать то, что с ней совсем недавно произошло. Она с удовольствием отметила, что солнце больше не палило и со стороны Оахаки дул свежий ветерок. Через два квартала от арт-резиденции, прямо напротив церкви располагалась аптека, при ней имелось кафе-мороженое, и оно было еще открыто. Во всем поселке только к этому заведению, пусть и с натяжкой, можно было отнести название “кафе”, и официант немедленно вышел, чтобы протереть для них единственный столик, стоявший на тротуаре.

– Он извращенец, – сказала Алина, помешивая ложечкой чай в чашке, – от этого чертова кентуки просто нет спасения. Я его уже возненавидела.