Кентуки

Алина пересекла выставочный зал. Уже была демонтирована инсталляция из прозрачных паранджей – творение франко-афганской художницы, проживавшей в Нью-Йорке. И впервые зал показался Алине просторным. Потом она попала в зону мастерских. Некоторые художники еще работали. Там и сям горел свет. Сумасшедшая дама, делавшая инсталляции из пробки, пела реггетон, держа у рта вместо микрофона что-то напоминавшее погашенный карманный фонарик. В следующем зале пара чилийских фотографов работала, склонившись над гигантографией, и каждый орудовал резцом со своей стороны. Алина прошла мимо еще двух мастерских и остановилась перед дверью третьей. На обычном листке бумаги было написано: “Свен Гринфорд”. Это был его почерк. Она постучала, но никто не ответил. Тогда Алина вошла и включила свет. Помещение, как и следовало ожидать, было чистым, повсюду царил безупречный порядок. Матричные доски были по размерам выстроены вдоль окна, а множество двуцветных монотипий сушились на главном столе. Но чего она никак не ожидала тут найти, так это трех коробок, занимавших стол у задней стены. Трех белых коробок, точно таких же, как та, из которой не так давно она сама достала своего Полковника Сандерса. Алина полюбопытствовала. Коробки были пустые. Рядом лежала инструкция. Но судьба еще двух инструкций оказалась совсем иной: страницы из них кто-то вырвал и разложил по столу, и на каждой с помощью красной туши был оставлен отпечаток пальца. Так всегда работал бедный Свен, сколько она его знала. Он выставлял только ксилографии и монотипии – достаточно большие и серые, чтобы замаскировать следы его бездарности. И тем самым Свен изменял своей истинной мечте – “потрясти художественный рынок”. Об этом он говорил всякий раз, когда выпивал лишнего, твердя словно заклинание: “Нужно создать гениальную инсталляцию! Гениальную инсталляцию!” Но – возможно, к счастью – любые попытки воплотить эту мечту в жизнь в итоге оказывались настолько неудачными, что охлаждали его пыл.

Алина миновала мастерские и двинулась в сторону жилых комнат. Так куда же все-таки подевались Свен с Полковником? Почему Свен сразу не сообщил ей, что у него появился новый проект, связанный с кентуки? Она вдруг сочла это изменой – куда более серьезной, чем его отношения с помощницей. Алина прошла мимо бассейна. С гор сюда доносился неистовый стрекот сверчков. Ей показалось, что эти резкие звуки барабанным боем отдаются у нее в ушах.

* * *

Энцо полил растения в теплице и сорвал несколько веточек петрушки к мясу. Ему пришлось задержаться здесь дольше обычного, так как он дожидался, когда же крот явится посмотреть на базилик и красный перец. Но дверь с москитной сеткой так и не открылась. Наконец Энцо надоело ждать, и он пошел готовить ужин. Позвал Луку, чтобы тот помог накрыть на стол, а потом они поужинали, слушая новости. Когда передавали какую-то очередную историю про кентуки, крот вышел из-за дивана и прошествовал под стол. Он показался в первый раз за весь день, да и на прошлой неделе вел себя точно так же. После того самого воскресенья, когда Энцо попытался наладить с ним контакт, в отношениях между ними появилась трещина. Почему, интересно знать, крота так обидело желание Энцо поговорить с ним по телефону? Мистер ни на миг не пренебрегал взятыми на себя “отцовскими” обязанностями, но стал явно избегать Энцо. Неужели он и вправду предпочитал слоняться по дому в качестве крота, вместо того чтобы завязать с Энцо некое подобие дружбы? Ведь оба они, судя по всему, были одиноки, во всяком случае, проводили вдвоем много времени, и ни тому ни другому не пошло бы во вред, выпей они вместе пива – пусть и на расстоянии, то есть с телефоном в руке. Мало того, Энцо так до конца и не разобрался, что сам сейчас чувствует – разочарование или обиду на пренебрежение, выказанное ему прибором в тридцать сантиметров ростом. И тем не менее он как будто даже против собственной воли делал все возможное и невозможное, чтобы помириться с кентуки. Включал RAI в то время, когда там шли программы, которые, как он знал, интересовали Мистера; ставил его к заднему стеклу в своей машине всякий раз, как ехал в супермаркет или в школу за мальчиком; постоянно следил, чтобы Лука снова не спрятал куда-нибудь зарядное устройство. Собирая сына в школу, готовя еду или занимаясь собственными делами, Энцо не переставал разговаривать с кротом и задавать ему ненавязчивые вопросы. Как у вас сегодня дела, Мистер? Не хотите ли немного прогуляться? Может, включить ненадолго телевизор? Хотите, открою дверь на террасу? Иногда ему казалось, будто он разговаривает сам с собой. А Мистер вроде бы вспоминал про Энцо только в тех случаях, когда Лука засыпал перед телевизором, не делал уроки или не спал, играя под простыней на планшете, хотя свет в комнате был погашен.