Кэп и две принцессы

— Вынимаем из множества первый элемент, кладём во временный массив и, пока можем, добавляем к нему такие элементы из множества, где у каждого следующего и первый и второй индексы на один больше, чем у предыдущего. Отправляем найденную параллельную последовательность в итоговый массив и повторяем заново. Не теряем связи между найденными последовательностями и другими местами в тексте. В конечном итоге на выходе имеем массив массивов, где каждый подмассив — совпадающая последовательность слов…

Ёшка вздрогнула, потому что услышала за спиной чьё-то высокомерное сопение. Оно пробивалось даже сквозь невесомые, но плотные стенки библиотечного вирт-шлема. В кресле перед огромным внешним визором расположился Артур Фаэрти. На экране ничего не отображалось, а Артур жевал какую-то булочку, морщась от отвращения. Ёшка решила сделать вид, ничего особенного накануне не произошло.

— Доброе утро! — сказала она киборгу, снимая почти невесомый вирт-шлем. — И приятного аппетита.

Он скорчил ещё более омерзительную гримасу:

— Гадость…

Ёшка надеялась, что киборг имеет в виду булочку.

— А зачем же тогда себя так мучаешь? — удивилась она. — Если не любишь ватрушки, возьми что-нибудь другое.

Артур привстал, смахивая свежие крошки с живота и колен.

— Другое будет не лучше. Я должен впихивать в себя проклятые белки и углеводы, чтобы моё био не скопытилось окончательно. Чёрт, как я это ненавижу!

— Извини, — Ёшка замялась. Почему-то ей было неудобно. — Я хочу поговорить с тобой о том, что произошло.

— А что произошло? — совершенно искренне удивился рыжий киборг.

— Арина рассказала мне вашу историю, так что я в курсе. Ей очень нелегко…

— Почему? — Фаэрти вытер руки о мягкую обивку подлокотника.

— Она чувствует себя виноватой перед тобой. Степень её отчаяния, как мне кажется, просто зашкаливает.

— Ерунда, — Артур беспечно махнул рукой. — При чём тут Родионова?

— Арина считает, что это из-за её детского неосторожного замечания ты сломал себе жизнь.

— Вот тупость! Совсем нет. Это всё из-за козла этого, бронебойного. Всё было бы хорошо, если бы кракер позорный не влез между мной и Родионовой. Я же просто хотел профессионально заниматься танцами, но организм не принял импланты так, как это требовалось условиями контракта. Редкий случай несовместимости, их приходится ноль целых одна сотая на тысячу. Ну, и пришлось подшаманивать, имплант вживлён в мышцы и сухожилия, его нельзя просто взять и убрать. Я и расписку давал о том, что меня предупредили. Ни к кому никаких претензий. Всё нормуль, лингва!

— Как ты меня назвал? — переспросила Ёшка.

— Ну ты же с языка снимаешь и в голову запихиваешь? В клиниках таких спецов психи между собой лингвами называют.

Ёшка немного растерялась:

— Я не та лингва, что ты имеешь в виду, в смысле не врач и даже не спецпсихолог. Я — синхронист. Работаю в «поле», нахожу точки соприкосновения между разумами.

— Да какая разница? Мне вообще по барабану, кто ты. У меня своих заморочек выше крыши. Сейчас самое важное био и мех сбалансировать, чтобы не клинило, и всё будет так, как нужно. Я просто должен убраться из этой дурки с Родионовой, и всё! Если только козлиный взломщик не будет путаться под ногами.

— Почему ты так ненавидишь Элиаса Веласкеса?

— Потому, — Артур всё-таки произнёс своё любимое слово. Ёшка уже знала, что после этого он уйдёт в полную несознанку. Что и случилось.

— Ну и ладно, — сказала она. — Не отвечай. Только беспричинная ненависть — путь в никуда.

В нависшей тишине аккуратно положила хрупкий вирт в зарядное гнездо, сбросила личные настройки и вышла.

— Чего это — беспричинная? — тихо прошелестело ей вслед.

* * *

Доктора Канделя Ёшка нашла в зале Зеркала. Молебиолог смотрел на скачки разноцветных диафрагм на экране настольного монитора и был при этом невероятно задумчив.

— Мне хочется дать по башке этому вашему Артуру Фаэрти… — печально призналась она.

— Уже? — удивился профессор.

— Да. И это совершенно несвойственное для меня состояние — желание дать кому-то по башке. Артур вызывает его. Вернее, сразу два, совершенно противоречивых: расплакаться от жалости к нему и тут же прибить.

— Не казните себя, — кивнул Кандель. — У каждого нормального человека при общении с Артуром Фаэрти возникает подобное желание. Лучше посмотрите…

Молебиолог, повернувшись на вращающемся стуле, отлип от настольного монитора и указал на мёртвый экран Зеркала.

— Смотрите, какой сначала безнадёжно непроходимой кажется область неизведанного, — провозгласил Кандель. Из него вдруг попёрла пафосная торжественность. — Мы, человечество, раз за разом стоим перед черными дырами, и каждый раз нам кажется, что достигли края, и дальше уже ничего нет. Но кто-то один находит почти незаметную светлую точку в полной темноте. И она становится лучом, который раздвигает мрак.

Следуя взглядом за взмахом его руки, Ёшка уставилась на Зеркало. В данный момент она совершенно не разделяла своеобразного оптимизма Канделя. Никакой светлой точки там и в помине не мерцало. Оно отталкивало своей непроницаемостью всё так же, как и накануне. Ни единой зацепки, ни малейшего сигнала или намёка.