Сидеть в авто было не на чем, все стояли, набившись в короб, и в местах, где дорогу подбрасывало, с восторженным клёкотом хватались за стенки и друг за друга. Скоро Рене показалось, что у неё всё тело в синяках от хватки цепких, сильных пальчиков.
Авто выехал на дорогу более широкую и менее замызганную. Кажется, поверхность здесь была обработана более качественным материалом. Впечатление складывалось такое, словно полотно не укладывали катком, а втаптывали лапами прямо в почву. Трясло всё так же мелко и зубодробительно, но не так часто, и стена из наспех нашлёпанных стройматериалов стала немного белее и однороднее.
Внезапно тряска прекратилась: авто остановился на месте, ничем не выделяющимся из других. Республиканцы посыпались с тарантайки, как созревшие груши, и Рене поняла, что они достигли места назначения. Выбравшись из условного транспорта, она нырнула вслед за кенгокрысами в круглый проход, очень напоминавший вход в нору, и сразу попала в довольно большой зал. Кажется, республиканцы презирали предметы быта, потому что и в этом зале из мебели находился только большой стол-тумба, раскорячившийся прямо по центру.
Под столом стояло что-то вроде огромной непрозрачной банки, из которой вверх тянулись какие-то проводки и шланги, а с поверхности внимательно и даже как-то радостно на Рене смотрел живой бюст, привязанный этими кабелями к ёмкости. И это точно был тот самый Мырск, которого она видела как-то раз в голове у Кена.
Совет. Главный. Живой бюст.
Бюст что резко проклёкотал в сторону сопровождавших Рене республиканцев, и они сразу же покинули «зал», оставив их наедине.
— Ты волнуешься за своего соплеменника, — неожиданно чётко и понятно произнёс Мырск, в упор разглядывая Рене своими чёрными глазами. И взгляд его, в отличие от остальных встреченных ею республиканцев, казался живым и осмысленным. Она отражалась во мраке бусин, окружённая ореолом сочувствия. Ошибиться было невозможно — Рене ощущала это всем своим существом.
Она кивнула:
— Не только за него. За Ке… За своих знакомых Лься я тоже волнуюсь.
— Не стоит, — бюст шевельнул вытянутой мордой. — Они все живы, если ты это хотела узнать. И спасибо тебе.
— Спасение живых существ — это мой долг, — пробормотала Рене обязательную фразу, чувствуя, что эти слова и пафосный тон здесь некстати. — Каждый член галактического содружества сделал бы это на моём месте.
— Нет, — неожиданно ответил Мырск. Он говорил не через переводчик, поэтому его слова, хоть и с некоторым характерным для Лься прихлюпывающим шёпотом, выражали интонационно и мысль, которую он озвучивал. Он и в самом деле был расположен к Рене и благодарен. — Спасти — хорошо, но приятная неожиданность в том, что ты проявляешь беспокойство за их состояние. Это требует дополнительной порции окситоцина. Представляю, как тебе тяжело расходовать драгоценный материал для инопланетников.
— Мне не тяжело, — сказала Рене. — Ни капельки. Я могу и дальше расходовать окситоцин. Сколько понадобится.
Такая форма разговора не входила в дипломатический этикет, но оказалась самой уместной в этот момент. Мырск с трудом покачал головой.
— Я слышал, что существа с той стороны Галактики безрассудно растрачивают ценный материал. Для того, чтобы понять ценность чего-то нужно это что-то потерять.
Рене внезапно поняла. Мырск был тем самым Советом, о котором с большим пиететом и не единожды упоминал Кен. И даже поняла — почему. Конечно, Рене не могла быть стопроцентно уверена в правильности своей догадки, но, очевидно, Мырск, лишённый части тела и — соответственно, части тех органов, которые участвуют в синтезе гормонов, — смог перестроить свои системы для функционирования, но без падений в этот глубокий льсянский сон. Сложно было сказать, как эндокринная система Совета подстроилась к его состоянию, но Мырску явно было знакомо и сочувствие, и ненависть, и любовь.
В глазах своих соплеменников он был особенным, ПОЗНАВШИМ, почти божеством.
— Кстати, о потерях… Я увижу своих… друзей? — немного запнувшись, поинтересовалась Рене.
Бюст кивнул.
— Непременно. Только немного позже. Когда мы найдём способ поймать Приход Разума. Хотя тебе он может быть больше известен как Странствующий Микрокосм.
— Что?! — удивилась Рене. — Мне ничего такого не известно.
— Ну как же? А феномен, который спрятался в ваших головах? Кстати, мы тут поймали кое-кое. Крутился у входа канала к Кресту. Может, ты поговоришь с этим шпионом? Кажется, он из ваших.
Рене обомлела. В зал Совета, широко улыбаясь, вошёл Ю Джин.
Глава вторая. Банальная битва гигантов разума
Настройки позволяли создать любой тембр голоса, и теперь знакомые фразы с интонацией университетского преподавателя успокаивали, возвращали ко времени, когда Ёшка была ещё студенткой. Старинный тренинг по ускоренной работе с большими массивами значений. Она часто прибегала к такому своеобразному психологическому релаксу, когда возникала необходимость о чём-то кардинально поразмыслить.