Кесарево свечение

«Знаешь, Наталья, — произнес Славка, и у Какашки сердце ёкнуло от такой официальщины. — Мы с тобой хотели побеситься, как в молодости, а кончилось это полным разгромом, в смысле разгрома личности. Не знаю, удастся ли собрать по кускам. Только не пялься в ужасе, я на тебя не качу, сам во всем виноват. Эти таблетки, вообще весь этот извивающийся бардак, идиотский техно, мой собственный мерзкий прикид, твое проститутское платьице, вдруг все это потянуло вниз, как будто крокодил цапнул за ногу. То, от чего я типа выплывал наверх, вдруг снова предъявило свои права — знай свое место, каналья! Ты, конечно, понимаешь, как я круто жил, пока ты странствовала (он не может, Стас, обойтись без кривой улыбочки, когда упоминает мои „странствия“), однако даже тебе я не все рассказал. Даже старому Стасу я не все рассказывал; читатели о многом не узнают. Однако выплыл, казалось мне, приближаюсь к своей вершине, наконец-то сформулировал для себя, прости за высокий штиль, смысл жестянки. Не знаю, может, это просто ломка после вчерашней дряни, но мне почему-то кажется, что все рухнуло. Снова — в дерьме, среди торчковых, среди сикух, среди „элиты“; засасывающий кайф, блевотина, ломка, неудержимое падение в безвоздушное — понимаешь? — пробздетое навсегда удушье. Все, к чему я то бессознательно, то сознательно пёр, все время вверх, как бы к надчеловечеству будущего, что ли, ну, ты помнишь, что мы об этом говорили, все я просто выблевал в том „Ожоге“ в тот момент. Мне показалось, что и любовь к тебе, то есть самое дорогое, я тогда выблевал. Я вдруг увидел тебя в образе паршивой сучки. Конечно, ты ни в чем не виновата, это моя собственная гадость соединилась со шмалью в гнусной химической реакции. Плюнь мне в рожу, но я подумал, что нам надо разбежаться. Как ты считаешь? Ну, почему молчишь?»

Она тихонечко завыла, будто пристраиваясь в тон к страдальцу Бульонскому, но на самом деле не слыша ничего вокруг, а только предчувствуя свой конец. Качалась, и выла, и взвизгивала время от времени.

Славка сжался в комок на ковре, руки на затылке. Он давил ладонями на башку, словно пытаясь уменьшиться в размеpax. Потом ладони распались, и он встал во весь рост, длинный, с ввалившимся животом, с тяжелыми от накачанных мускулов руками. Подошел к ней, взял под мышки, протащил обмякшее тело на кровать, лег рядом и нежно обнял ее рукой и ногой. Ну как мы можем разбежаться, ведь это же невообразимо. Что нам делать, Какашка? И заснул.

Проснувшись, он увидел себя в обществе Ольги, Татьяны и Бульонского. Животные похрапывали, блаженно растянувшись на широченном «Спартаке», как супруги называли свое ложе в память о первой встрече. Натальи рядом не было. То ли от ее отсутствия, то ли вообще от мысли о ней в пупке у него зародилась и стала быстро растекаться по телу вчерашняя тоска.

Скосив глаза, он увидел, что все три телефона отчаянно мигают: значит, и внутри корпорации, и за ее пределами, а также и за границей на него по-прежнему неотложный спрос. Прежде, то есть еще вчера, мигающий телефон немедленно вызывал у него желание включиться в энергетику бизнеса, сегодня он подумал, что этот факинг предстоящий день произведет полный поворот в его жизни. Нужно бросить все, уехать в Канаду, жить на склоне холма над канадским «вечным покоем», читать «Заратустру».

Подняв голову с подушки, он сразу увидел Наташку. В легком тренике она стояла вдалеке у окна с видом на рощу, уходящую вниз к Москве-реке, и на блестящие купола возродившихся церквей, из которых одна была, собственно говоря, мечетью. Она стояла в позе Натарайя, то есть приветствуя утреннюю зарю. Заметив, что муж проснулся и смотрит на нее, она опустила из околозатылочных высот свою левую ногу и, по-балетному выворачивая стопы, стала приближаться к «Спартаку».

«Ну?» — спросила она и села в позе лотоса на краю кровати. «Что?» — спросил он, все еще не понимая, кто перед ним: потаскуха, с которой надо «разбежаться», или любимая до перехвата дыхания девушка этих двух сходящихся столетий. «Ну что, здорово побесились вчера, верно?» — запросто, даже с некоторой наивной туповатостью спросила она. Он рассмеялся с облегчением: ну и типчик эта Какашка!

«Побесились, говоришь, неплохо, да? — Она уверенно кивнула. — Оттянулись за милую душу. Прямо как доктор прописал. И поплясали, и заторчали, и под ментовку попали, и без истерики не обошлось! Т. е. по всей программе!»

Он понял, что все его довольно помойные откровения перечеркнуты. Но это было еще не все. Он видел, что она хочет что-то еще сказать, но не решается. Ну вот, решилась. «Знаешь, что нам нужно? Нужен ребенок! Ну что вы вылупились, господин президент? Никогда не рожали детей? Это мне вот еще не приходилось, а ваших-то сколько несчастных крошек рассеяно по планете?»