Кесарево свечение

Горничная-японка принесла кофе и свежие круассаны из французской пекарни. В глубине анфилады прошел барин, сам Герасим Мумуев. Наталья заметила, что он при всем своем прикиде СЕО как-то странно скользит по паркету и, притормаживая, сгибается, будто пытаясь что-то выловить снизу. Оказывается, поспешает за котом. Тот неторопливо уходил у него из-под рук, а в одной из этих рук между тем поблескивали ножницы. Наконец уже вблизи от «малой гостиной» председатель совета директоров неожиданно ловким движением выловил кота под брюхо. Ножницы мелькнули под хвостом. Кот завопил от обиды. Герасим торжествующе потрясал какой-то черненькой штучкой. «Что это он у него отчекрыжил?» — поинтересовалась Наталья.

Герасим поднял кота за шиворот. Тот вдруг присмирел и спокойно повис. Хозяин сунул ему под нос отчекрыженную штучку. «Ну что, тебе хуже без этого, хуже?» — вопрошал он кота с укоризной. Коту явно было не хуже. Он даже начал петь. Закрывал глаза, чтобы отчекрыженная штучка не мешала получать удовольствие. «Не пойми меня превратно, — тонко улыбнулась Марианна, — но это он у него какашку отхватил из-под хвоста. К сожалению, часто выскакивает из своего туалета с таким очаровательным довеском».

Герасим приблизился к дамам с великолепным рыжим зверем на руках. «Кого-то он мне напоминает», — попыталась припомнить Наталья. «Не сомневаюсь», — с еще большей тонкостью улыбнулась хозяйка. «Наташка, ты не ошиблась, — сказал хозяин, — то сын Онегина, того самого, с Лэдью-Хилл. Подарок Ваксино. А теперь догадайся, как его зовут!»

«Печорин, что ли?» — ляпнула Наталья и попала в точку. «Браво!» — вскричал Герасим. Марианна, признавая успех младшей подруги, легонько поаплодировала.

В глубине анфилады прошла группа незнакомых Наталье людей: один толстый, другой тонкий, третий в кресле-каталке. Они помахали Марианне и свернули к выходу на лестницу. «Это Рокафеллеры, — непринужденно пояснил Герасим. — Они у нас остановились. Напомни Славке, что мы их сегодня принимаем в клубе. Засим откланиваюсь». Ушел, а за ним побежал Печорин; хвост покачивался, как султан, задница была чиста.

«Наташка, может, нам поддать? — хрипловато спросила Марианна и позвонила в колокольчик. — Чичико, принесите нам шампанского!» Японка почти немедленно появилась с замороженной бутылкой «Клико». На неподвижном ее лице можно было все-таки прочесть укоризну сродни той, с которой хозяин обращался к коту. «Скажи, Наташка, это правда, что ты была графиней в Америке?» — спросила Марианна после первого бокала, выпитого на мушкетерский манер залпом.

«И княгиней тоже, — скромно хихикнула Какаша. Мадам Мумуева-Дикобразова в восторге потребовала объяснений. Они тут же последовали: — Там вместе жили князь и граф, черт их знает, как их звали. Какаше тогда негде было жить, и она поселилась над ними. Сначала не давала ни тому, ни другому. Чуваки просто рехнулись, предлагали свои титулы. Она как-то клею надышалась и решила попробовать. Граница двух графств проходила через их дом. С одним они зарегистрировались в графстве Халибу, а с другим в графстве Попоквику. Вот и все, ну оттянулась в полный рост, чуть не сдохла от смеху. Говорят, Ваксино что-то нафантазировал на эту тему, но ей он этого не показывал. Показывал другое. Да ну тебя, совсем не то, что ты думаешь. Нет-нет, в церковь она ни с кем до Славки не ходила. А со Славкой в церкви — как же иначе. Сначала в синагоге в Цфате, потом в католическом соборе в Барселоне, вот красота — архитектура Гауди! Потом уже дома, в Исаакиевском, ведь мы же все-таки петербуржане. Теперь вот думаем о мусульманском обряде, как это там у них проходит, тоже ведь интересно, правда? Ах, Марианна, вот ты говоришь „строгое православие“, но ведь мы же советские отродья, нам как раз „экуменические соблазны“ интересны. Это уж дети наши пусть к „строгому православию“ примкнут, если захотят, конечно».

Тут Натальин монолог прервался. Маринка схватила ее за руку и вперилась своими шоколадными зрачками в ее густо-синюю волынь. Она не оторвала от нее глаз даже тогда, когда мимо продефилировали боннушка-француженка с Борюшкой и нянюшка-полька с Нюрушкой, только крикнула вдогонку: «Снимите с Борьки шарф!» И лишь когда детская процессия исчезла, горячим шепотом вопросила: «Неужели беременна? Неужели вы решили ребеночка? Ардальоновна, не выдумываешь?»

«А почему бы нет, Аркадьевна? — вопросом на вопрос ответствовала Наталья и засмеялась в пароксизме счастья. — Вот пришла к тебе укрепиться в решении — и укрепилась! Какой у вас дом, моя дорогая, а Герка-то, Герка, ну чистый стал Стива Облонский! А кидсы-то, кидсы, просто душа поет! А мы-то все с богемой не можем завязать, олухи! Хватит уж, хватит! Небось читала, что про нас понаписали в „Мегаполис-экспресс“, — гады, шакалы! Почему бы и нам не иметь дом… — Она хотела сказать „такой, как у вас“, но поправилась: — …В этом роде? Славка тоже хочет остепениться, зажить, как люди, почему бы нет?»

«Боги! — выдохнула Марианна. — Для меня это все равно, как если бы, ну, „печальный демон, дух изгнанья“ вступил в жилкооператив!»