Хааст Хаатааст

И Хааст перевалил через пригорок, подъехал к столбу и выпустил Павлика – тот со всех ног бросился бежать домой. Хааст резко развернулся, заскрипев шинами, но было поздно – из-за пригорка выехали два пикапа и перегородили дорогу. Затем из деревни показался еще один и медленно подъехал к машине Хааста. Оттуда вывалили четверо парней, они что-то кричали на айнском. Хааст вышел из машины и немного развел руки в стороны, обозначая свои неагрессивные намерения. Парни были явно выпивши, они приблизились к нему, пошатываясь, и встали вокруг, глядя на него с любопытством и ухмыляясь. Ни одна мысль не промелькнула в голове у Хааста, все было предельно ясно. Не хотелось ничего говорить, не было и страшно. Хааст почему-то чувствовал, что попал в кино, где главный герой сейчас будет драться, и стал готовиться к этой роли – разминал руки и даже присел пару раз. От пригорка к парням подошла подмога – еще трое мужчин – здоровенные и абсолютно трезвые. Они смотрели на Хааста с ненавистью и сжимали кулаки. Один из них, старший, сказал Хаасту по русски, со спокойной злостью, как будто зачитал приговор:

– Сегодня утром русские на фабрике забили до смерти двоих из нашей деревни. И ты сейчас за это ответишь.

Он махнул рукой остальным, и те подскочили к Хаасту, стараясь повалить его на землю. Удивительное хладнокровие овладело вдруг Хаастом, и не потому, что он был мастером рукопашного боя, нет, это была, скорее, какая-то сосредоточенная отрешенность и принятие отведенной ему роли, рабочее согласие с приговором. Ладно, «он за это ответит», коли народ так решил, но отвечать он будет стоя, а не лежа. Нельзя злиться на тех, кто не ведает, что творит. В этом поистине деловом настрое Хааст ловко отпрыгнул в сторону, избежал нескольких ударов, оттолкнул кого-то и сделал подножку, но вскоре получил чувствительный удар в челюсть и все же оказался на земле. Вскочив, он продолжил отталкивать нападавших и отпрыгивать от них, он не старался бить в ответ, а лишь деловито, как умел, защищался. Соленая кровь текла у него изо рта и пустое место под ватной губой подсказывало, что он лишился пары зубов. Наконец его свалили сильным толчком в спину и набросились все разом. Последнее, что он успел увидеть, были какие-то люди, которые бежали к месту драки из деревни. Затем была сильная, обжигающая боль в груди и он потерял сознание.

Очнулся Хааст в незнакомой светлой комнате, убранной в айнском стиле, и обнаружил себя лежащим на высокой кровати, в бинтах и перевязках. Он бодро приподнялся; кроме сильной боли в грудной клетке, плохо слушалась левая рука, но в целом состояние было терпимое. Дверь в комнату была приоткрыта; его пробуждение заметили и сейчас же подошли к нему; он узнал Арсения и Павлика, женщина оказалась их мамой. Ему рассказали, как вчера отбили его у дерущихся – помогли мамины друзья. Сегодня деревня со всех сторон оцеплена полицией, никого не пускают; Арсению с другом удалось вернуться глубокой ночью в объезд, с другой стороны. Оказывается, ранним утром приходил врач и осматривал Хааста, и тот был уже в сознании. Хааст ничего такого не помнил. Он огляделся в поисках своих вещей; Арсений сообщил ему, что совершенно все пропало – нет ни телефона, ни кошелька, ни документов. Машина его разбита и сожжена.

– И что доктор установил? Да я, похоже, в порядке, могу ходить! – сказал Хааст, подойдя к окну.

При ходьбе все его тело равномерно ныло, кроме ребра, которое отдавало резкой болью, и было, возможно, сломано. Хааст был одет в какой-то спортивный костюм, лицо его было почти полностью замотано бинтами.

– Доктор сказал, что вы легко отделались, в больницу ехать не надо – только сильный ушиб ребра, а так синяки, ссадины, разбитое лицо, – ответил Арсений.

– Вера и ее мама знают о вас, все в порядке. Как только оцепление снимут, мы отвезем вас домой, – добавил он.