Хааст Хаатааст

Удивляться не было сил – слова о пище подстегнули и так уже невозможный голод. Хааст прошел в спальню и пролез в подпол. Там на железном корабельном сундуке висел огромный замок недавней конструкции с пятью голографическими колесиками для ввода шифра. Он набрал свое имя, и замок, как в сказке, открылся. В сундуке обнаружились тушенка, сушеная рыба, бутылки с водой, сухари, макароны и лекарства. Съев две банки тушенки с сухарями, Хааст сразу же почувствовал прилив сил и снова завалился спать. Уже перевалило за полдень, когда он открыл глаза, богатырски потянулся, скривившись от боли в ребре, и встал на ноги. Отодвинув занавесь на окне, он рассмотрел спальню – здесь, помимо кровати, были только придвинутые к стене стопки настоящих бумажных книг, причем весьма аккуратные, с заботой сложенные, как на столах в старинных библиотеках. «Книжного шкафа он достать не сумел, это теперь раритетная мебель» – подумал Хааст. На широком подоконнике, однако, он заметил еще две книги, с торчащими из них исписанными листами бумаги – видимо, те, что Антип читал в последнее время. Хааст сдул с них пыль и раскрыл их, обе книги были на английском, с латинскими заглавиями; одна из них называлась «De rerum natura», известный труд Лукреция, вторая – еще более знаменитая «Philosophiæ Naturalis Principia Mathematica» сэра Иссака Ньютона. Антип, похоже, с пристрастием штудировал их – на полях были пометки; вставленные бумаги пестрели замечаниями (на русском языке), чертежами и вычислениями. Хааст принес себе из подпола еще две банки тушенки и с аппетитом принялся за еду, листая труд Ньютона, и выискивая в нем заметки Антипа. В начале одной из страниц на полях было написано «Ньютон, ты осел», а внизу той же страницы «извини, старик, осел здесь я». Хааст вытащил несколько торчащих листов бумаги, на первом из них было нацарапано: «Я тебе покажу гравитацию без механических причин, лживый пес», а дальше шли чертежи и формулы. Взглянув на них, Хааст догадался, что Антип пытался объяснить гравитацию трением об эфир и выводил свою теорию эфира, надеясь, как и многие до него, посрамить английского гордеца, а заодно и немецкого фантазера. Хааст посмотрел эту работу Антипа до конца – на последнем листе он нашел пару таких же чертежей, что видел вначале, только теперь некоторые символы и фрагменты были перечеркнуты. В заключительной строке Антиповых изысканий было написано: «Вот ведь жопа, никак не сходится, все-таки, противоречие». Покончив с едой и отложив книгу, Хааст вышел на воздух. Он отправился к пригорку, где не столь давно стоял с веслом под елью, скрипящей на ветру. Отсюда было видно плато и часть горной дороги, убегающей серпантином вверх. «Если я вернусь сюда когда-нибудь, то плато, небось, уже будет застроено всякими базами отдыха, а то и Андрей приедет, уже маститым, деловым бизнесменом, и поставит там свой горнолыжный курорт, вырубив весь ельник на горном склоне. Хорошо, если избушку не снесут, а оставят в живых, приспособив ее, скажем, для проката санок. Нет, остров этот принадлежит мне только сейчас, пока я живу вместе с ним. Как только наши дорожки разойдутся, он перестанет быть моим», – так думал Хааст, обозревая свои владения. Он погулял еще немного по лесу, наслаждаясь тихой, прекрасной погодой, нашел несколько сыроежек и опят, и принес их в дом. В сарае обнаружилась вязанка дров, он развел огонь в печи, сварил в котелке грибы, и когда они уже были почти готовы, подсыпал к ним макарон. После раннего ужина он нашел в книжных стопках Полтаву Пушкина, залег с ней на кровать, и заснул с закатом.