Поначалу Трай явно предполагала, что речь идет о чьей-то необъяснимой блажи, которая вот-вот иссякнет и освободит ее от неожиданных обязательств. Думаю, что именно поэтому она не вложила ни единого хайлера в развитие собственного образа. Ее мимика, жестикуляция и арсенал интонаций оставались в рамках того бесплатного набора, который вручался всем и каждому в момент начальной регистрации в системе. Наверно, тем самым она словно говорила Постуму: «Смотри, мальчик, я ничем не заслуживаю твоего внимания. Я такая, как все, стандарт из стандартов. Не лучше ли тебе подыскать маму поинтересней?»
Зато во всем том, что касалось области ее родительской ответственности, Трай проявляла поразительную щедрость. Мы поселились в прекрасном доме, купленном на ее деньги. Постум не нуждался ни в чем: по первому же слову ему предоставлялись любые игры и развлечения. Не было в Хайме луна-парка, который мы бы не посетили, курорта, на который бы не съездили.
Жилось ли мне от этого легче? Я имею в виду не «мне, Постуму», – тот-то был совершенно счастлив, а «мне, больничному фотографу, побеждающему смерть»? Думаю, да. В определенном смысле это и была победа над смертью, хотя и одержанная мною в Хайме, а не при помощи предсмертных фотографий. Кстати, о фотографиях – если что и мешало мне в этой истории, так это их продолжающееся сиротство на полке приемного офиса. Никто так и не пришел забрать их, и каждый раз, наводя там порядок, я испытывала неприятное чувство при виде потрепанного и распечатанного конверта. Со временем он стал восприниматься как досадная помеха, а потому однажды, сняв конверт с полки, я уже не вернула его назад, а забрала с собой и в тот же день отправила по домашнему адресу, взятому из больничного дела.
Действие это было неофициальным: в больнице подобные отсылки не практиковались, ибо считались недопустимым вмешательством в сугубо личное дело клиента. Ведь если кто-то отказывался забрать снимки, то, наверно, имел на то достаточно веские причины. Но я уже не могла видеть этот чертов конверт, просто не могла.
Письмо вернулось по моему домашнему адресу, который я указала в качестве обратного. К конверту была пришпилена записка из агентства по торговле недвижимостью: «Адресат выбыл». Тут уже любой нормальный человек открыл бы мусорное ведро и… Но я физически не могла выбросить эти фотографии. Не могла видеть и не могла выбросить. Я позвонила в агентство. Трубку сняла секретарша; выслушав мой вопрос, она пошуршала бумагами и перевела меня дальше к бархатному солидному голосу.
– Да-да, я помню этот дом, – сказал голос. – Там новые хозяева. Вам непременно нужно его найти? Не вам одной…
– Кого найти? – оторопела я. – Мне всего-навсего нужен новый адрес.
– Гм… – замялся голос. – В том-то и дело, что мы не знаем его нового адреса.
– Кого «его»? – рассердилась я. – Что вы мне все время толкуете про какого-то «его»? Меня интересует новый адрес семьи. Семьи, а не «его»!
– Вы что, не знаете? – спросил голос после долгой паузы. – Бывший хозяин остался один. Быстро продал дом и уехал. Первому же покупателю, не торгуясь. И адреса не оставил. Мы, собственно, тоже хотели бы его найти. Он недополучил…
– Погодите, – перебила я. – Что значит «остался один»? А жена?
– Самоубийство, – тихо ответил голос. – Сразу после смерти ребенка. В тот же день. Впрочем, об этом не писали в газетах. Такие вещи, знаете ли, не афишируются. Неудивительно, что вы пропустили…
Он говорил еще что-то, но я уже не слушала.
Голова вдруг словно наполнилась густой непролазной ватой, в которой вяло барахталась, не находя ни опоры, ни выхода, всего одна мысль, один вопрос: «Как же так?»
Как же так? Как же так? Механически переставляя ноги, я направилась к раковине, налила воды, отпила несколько глотков. Как же так? С кем же тогда я, Постум, общаюсь в Хайме? И кто она на самом деле, моя мама? И действительно, как я могла пропустить такое событие, как ее самоубийство? Ладно, не попало в газетные новости, но все же как-то должно было дойти… Ах да, я ведь уезжала в отпуск – наверно, тогда это и случилось. Да-да, конечно, именно тогда, ведь сестра рассказала мне о смерти ребенка как раз после отпуска. Но почему, почему она ни словом не упомянула о самоубийстве матери? Впрочем, и это понятно: больницу интересует только ребенок, он и попал в сводку. Родился тогда-то, диагноз такой-то, умер тогда-то, дело закрыто. А судьба родителей – в компетенции других организаций.
Я вернулась к столу и покрутила в руках конверт. Адресат выбыл. Выбыл в никуда. Теперь я могу со спокойным сердцем выбросить фотографии. А диск? В принципе, файлы можно отправить по адресу электронной почты – тому же самому, по которому я послала уведомление о регистрации Трай. Вот только зачем? Чтобы оказать новую услугу этому наглому самозванцу? Кто он? Скорее всего, ее муж. Да, наверно, муж.