Хайм

– Вы двое – особый случай, – возражал Программер, упрямо покачивая головой. – У вас так сложилось. В принципе, вы опередили время. Если всё пойдет так, как мы задумали, люди в будущем полностью сольются со своими снаружистами. Но это в будущем, а пока что вы – исключение. Кто его знает, чего ждать от этой девчонки? У молодых свои заскоки, гормоны, иллюзии. Особенно иллюзии: их в таком возрасте намного больше, чем опыта.

– Помнится, кто-то говорил о том, что всегда можно вынудить снаружиста приехать… – пожимал плечами Найт. – Отчего бы тебе не пустить в ход твои знаменитые вирусы и прочие хакерские штучки?

Программер снова качал головой:

– Молодых этим не очень-то возьмешь. Им обычно терять нечего. Что прикажете делать, если снаружистка Постума вдруг возьмет ноги в руки да и уедет неведомо куда? А?.. Ага, молчите…

Нам и в самом деле нечего было возразить.

Программер не хотел рисковать: похоже, успех этого проекта значил для него не меньше, чем для нас с Найтом. По его плану, на первых порах мы должны были вернуться в Хайм и вести себя в точности как прежде, будто ничего не случилось. Если Постум потребует, чтобы я объяснила ему свое длительное отсутствие, придется наплести что-нибудь о проблемах со здоровьем моей снаружистки. Мол, понадобилось длительное лечение, теперь оно закончилось, и все пойдет по-старому.

Предполагалось, что затем мы втроем будем просто жить в Хайме, стараясь делать это как можно естественней – так, чтобы Постум не заметил никаких перемен в нашем поведении. И лишь через неделю-другую, когда Программер наберет достаточно информации, мы введем мальчика в курс дела и попросим его приехать, дабы завершить процесс. Если он согласится, то еще несколько дней работы позволят ввести в систему точные клоны наших снаружистов. Если откажется – что ж, тогда придется удовольствоваться не совсем полным массивом данных.

По словам Программера, на все про все должно было уйти не больше трех недель. Нужно отдать ему должное – этот парень умел работать. Не прошло и двух дней, как в дом доставили оборудование; хозяин смонтировал его сам, используя нас с Найтом лишь на подхвате. Лаборатория включала три отдельных рабочих места, расположенных в разных комнатах, – для меня, Найта и Постума, если приедет. Наши кресла были опутаны паутиной проводов со множеством датчиков; каждое утро Программер возился по меньшей мере четверть часа только для того, чтобы усадить нас за работу. Сначала это мешало, потом как-то забылось.

Мы вернулись в Хайм. Как и следовало ожидать, в первые дни Постум держался настороженно. Думаю, он сразу заметил, что Найт стал мне намного ближе, хотя мы честно пытались это скрыть. Но разве такое скроешь? Тем не менее мальчик не задавал вопросов. Возможно, он решил, что Найту каким-то образом удалось найти меня снаружи, вне Хайма, и очаровать своими уговорами. Что ж, это было недалеко от истины, и к тому же объясняло не только мое внезапное возвращение, но и новую симпатию, столь неожиданно возникшую между нами.

Честно говоря, я и сама не слишком понимала, откуда она взялась. Я и Найт… между нами изначально не было ничего общего. Он хотел ребенка, я искала отца для Постума; иными словами, наш негласный договор вообще не содержал такого понятия, как супружеское партнерство. Скажу больше: временами мы едва терпели друг друга. Найт наверняка то и дело спрашивал себя, какого черта я таскаюсь за ними на все эти дурацкие аттракционы. А я, в свою очередь, мечтала о том счастливом моменте, когда наконец почувствую, что мальчик согласен обходиться без моего присутствия.

И вот – вдруг, ни с того ни с сего… Нет, внешне всё обстояло по-прежнему: с утра мы разъезжали по пляжам, зоопаркам и диснейлендам, а вечерами усаживались вокруг какой-нибудь настольной игры или смотрели семейные фильмы по телевизору. Но при этом я постоянно ощущала исходящее от Найта… даже не знаю, как это определить… – давление?.. тепло?.. заботу?.. Это чувство совсем не мешало мне, напротив. Оно трепыхалось во мне, как бестолковый птенец, выпавший из гнезда на лесную полянку: одновременно и мило, и забавно, и тревожно. Я помнила его по своей прежней жизни, с другими людьми, в других обстоятельствах. Я твердо знала, что птенчик не жилец, что лес полон врагов, всегда готовых разинуть клыкастую пасть на его теплое мягкое существо, что вот-вот из-за кустов выскочит что-нибудь огромное и страшное, а потому…

Но тут Найт оборачивался ко мне с каким-либо вопросом, или предложением, или просто улыбкой – если бы улыбки были оружием, то его арсенал сделал бы честь крупнейшей армии мира, – и моя тревога рассеивалась, полянка расширялась до краев горизонта, а птенец принимался распевать самые что ни на есть весенние песни. И мне хотелось ответить ему такой же улыбкой, что, конечно же, было принципиально невозможно при моем минимальном мимическом наборе. И я говорила себе: ты в Хайме, девушка, успокойся. В здешних лесах не водятся хищники, а значит, нет оснований и для тревоги.