– Я люблю тебя, мой господин. Мой эмир, – ей было больно. Должно быть, жутко больно. Но жена даже виду не подала. Лишь раздвинула ноги шире и запрокинула голову, предлагая ему своё тело.
А его едва не затошнило от этого притворства. Эта женщина казалась ненастоящей, фальшивой, слепленной из выжженного солнцем песка. Ему не нравилось быть в ней, чувствовать её. И крови на члене, которым он раз за разом пронзал её плоть, было много. Это вызывало гадливость.
Пришлось повернуть Давию к себе спиной и войти сзади. Так он мог представить, что трахает Райхану. И всё равно это была не она. Не такая страстная, не такая мокрая. Не такая. Стоны Давии раздражали, потому что они принадлежали не той, кого он хотел. И удовольствия Халим не испытал. Даже когда излил в Давию своё семя.
Русская прокляла его, отравила душу, пустила в ней корни.
– Мой эмир, что-то не так? Я тебя разочаровала?
Застегнув рубашку, повернулся к жене. Та стояла перед ним в сорочке, такая… фальшивая. Её волосы снова аккуратно причёсаны, плечи расправлены, на губах улыбка. И макияж. Её идеальный макияж бесил, хотя раньше Халим никогда не обращал внимания на такие мелочи.
У него было много женщин. И ни одна не выглядела после секса так отвратительно идеально. Она хоть женщина? Или он трахал куклу?
– Я ухожу. Ложись спать, Давия.
ГЛАВА 41
– Воды… – как же хочется пить. Как хочется хоть глоточек прохлады. Мне жарко, я задыхаюсь от духоты. Кажется, будто горло и лёгкие забиты горячим песком, который течёт по венам вместо крови. Он жжёт меня изнутри, выжигает глаза и гортань.
Рядом слышу чью-то возню, женские голоса.
– Прошу, воды… – шепчу потрескавшимися губами по-русски, но постепенно сознание приходит в норму, и я начинаю вспоминать всё происшедшее. Почти всё. До того момента, как вышла в сад.
– На, – слышу ответ на русском, с трудом открываю глаза. Надо мной стоит девушка, кажется, действительно русская. Что? Мне удалось сбежать? Правда?
Поднимаюсь, хватаюсь за голову. Ужасно болит нос и скула, виски пульсируют, а в глазах темнеет.
– Где я?
– Ты воды хотела, нет? На вот, пей. Жрать позже принесут. Вечером. И то, поздно. Если хорошо поработаем.
– Что? – поднимаю слезящиеся глаза на девушку.
– Хуй через плечо! – отвечает та на исконно-русском и швыряет мне в руки бутылку с водой. Сама обходит мою кровать и опускается на соседнюю. Я оглядываюсь вокруг, насчитываю ещё пять таких кроватей. На больницу не похоже. И вообще сомневаюсь, что я в России.
– Что это за место? Почему я здесь?
– Ой, бля, ещё одна непонятливая. Бордель. Ты здесь, чтобы трахать тебя. Всё? Ферштейн? Теперь ебальник закрой и спи, пока спится. Ночью не до сна будет. Хотя тебя с такой рожей вряд ли кто-то захочет.
Я ошалело верчу головой, забыв о боли, испуганно рассматриваю железные прутья на единственном окне и тяжёлую металлическую дверь. За небольшим столиком сидят две девушки. По виду тоже славянки.
– Это шутка такая, да? – снова поворачиваюсь к своей соседке, но та лишь тяжело вздыхает и поворачивается набок, ко мне спиной.
– Не обращай на неё внимания. Оля прошлой ночью четверых обслужила, устала слегка, – доносится до меня голос одной из девушек за столом. Будто в замедленной съёмке поворачиваюсь к ним.
– Я не понимаю. Вы же шутите, да? Это больница?
– Ууу, а девке знатно прилетело, аж память отшибло, – хмыкает вторая.
– Да, разукрасили здорово. Ты как вообще? Как зовут тебя помнишь? Я Мира. Это Янка, – кивнула на свою соседку. Ну, а с Олей ты уже знакома.
– Я… Райха… Ира, – поднялась с кровати и, слегка покачнувшись, дотянулась до облезлой, пахнущей плесенью стены. По ней пошла к двери. А девчонки притихли, наблюдая за мной. Тронула дверь, но та оказалась запертой. Постучала, поморщившись от глухого, но довольно громкого звука. – Эй! Откройте! Выпустите меня! Там есть кто?!
– Ооо, подруга, прекращай! – дёрнула меня назад Яна. – Не надо шуметь, а то придут, и ещё раз получишь. И мы за компанию. Не провоцируй. Сказано тебе, работать надо. Отработаешь то, что им должна, и вали на все четыре стороны.
– Ага, – хмыкнула Оля, так и не повернувшись к нам. – Типа они отпустят.
– Оль, заткнись, а? Видишь, малая не в себе. Ну чё ты, как сука, в одной упряжке же?
– Да, блядь, в одной! Только кому-то по одному клиенту за ночь, а кому-то четырёх быков арабских обслуживай!
Прислушавшись к их разговору, я хохотнула. Бред какой-то. Они шутят, они врут! Не могло со мной такого случиться! А может, это сон? Мне всё это снится?
– Эй, малая, ты чего? В обморок, что ли, собралась? Ты это, давай-ка, соберись. Присядь сюда, – Янка поволокла меня к столу, с другой стороны подскочила Мира. Усадили меня на какую-то скрипучую лавочку, в руки бутылку с водой сунули. А я отпить из горлышка не могу, зубами по нему стучусь.
– Извини, Ирка, пластиковые стаканы закончились, а нормальную посуду эти уроды не дают, чтоб не вскрылись.
Яна всё же заливает мне в рот воду, а я с неё на Миру взгляд перевожу и обратно.