Халхин-Гол/Номонхан 1939

На вопрос "каково же реальное значение Чжангуфэнского инцидента?" существует много ответов. Для генерала Суэтаки и солдат 19-й дивизии это был опыт, который вспоминался с горечью и гордостью. Генерал и его офицеры, жаждавшие боя, получили желаемое, хотя при таких условиях, которые они едва ли пожелали бы. Для многих ветеранов 19-й дивизии, помнивших, как их товарищи погибали на этих голых холмах, бой у Чжангуфэна был трагической и бессмысленной тратой жизней. И все же они сражались храбро в тяжелых условиях, удерживая позиции до самого конца. А в конце было отступление - позор, но и похвала от императора - радость. 15 октября 1938 начальник японского Генштаба принц Канин Котохито встретился с императором, который похвалил доблесть 19-й дивизии, "отважно сражавшейся в очень тяжелых условиях", и выразил сожаление о погибших солдатах. Император приказал принцу передать эти слова солдатам. Для них это была воистину горькая радость.

Для Красной Армии бой у Чжангуфэна, или, как он называется в советских источниках, бой у озера Хасан, был не только первой проверкой против сильного противника, но также и важным показателем того, как отразились на армии репрессии. Хотя генерал Штерн и солдаты ОКДВА проявили себя не блестяще, они все же действовали достойно в трудных условиях. Американский военный атташе в Москве сделал вывод, что "все негативные эффекты, которые могли вызвать репрессии в Красной Армии, теперь преодолены... последние события у озера Хасан показали, что личный состав Красной Армии не только политически надежен, но и способен на проявления необычайной доблести, а ее вооружение вполне адекватно и надежно".

Американский военный атташе в Китае полковник (позже генерал) Джозеф Стилуэлл пришел к подобным выводам, которые выразил более кратко: "Русские солдаты проявили себя хорошо, и тем, кто считает, что Красная Армия насквозь прогнила, лучше пересмотреть свои взгляды". Однако год спустя, накануне начала Второй Мировой Войны, многие так и не пересмотрели эти взгляды. Большинство британских, французских, германских и японских военных деятелей упорно цеплялись за идею, что Красная Армия была "бумажным тигром".

Советское политическое руководство, казалось, было довольно действиями армии. Штерн получил в командование Забайкальский военный округ - старый пост Блюхера, а в 1940 был повышен в звании до генерал-полковника. "Героям озера Хасан" щедро раздавались медали и награждения. Во время празднования годовщины Октябрьской Революции 7 ноября 1938 маршал Ворошилов произнес особенно воинственную речь. Говоря о недавних боях у озера Хасан, он заявил, что если враг еще раз нарушит границу, Красная Армия не ограничится тем, что отразит вторжение, но "сокрушит врага на его территории".

В Токио эти события воспринимали по-другому. Разногласия внутри армии и между армией и правительством относительно того, как рассматривать Чжангуфэнский инцидент, стали причиной разных его оценок. Многие военные и политические деятели считали, что престижу Императорской Армии был нанесен серьезный ущерб. Особенно такие взгляды господствовали в Квантунской Армии, командование которой чувствовало себя вдвойне уязвленным из-за того, что фактически это было поражение на территории Маньчжоу-го, защищать которую было обязанностью Квантунской Армии.

Однако, полковник Инада отрицал, что это было поражение, заявляя, что это "разведка боем", и она была выполнена точно по его плану и завершилась успешным возвращением на исходные позиции. И эта разведка успешно выявила намерения СССР относительно Японии и войны в Китае: Советский Союз намерен решительно защищать свои границы, но не собирается начать полномасштабное вторжение в Маньчжурию. Следовательно, заключил Инада, Япония может начинать Уханьскую операцию, не опасаясь советского "удара в спину".