Халхин-Гол. Первая победа Жукова

Перед ним сидели два десятка человек, готовые ловить каждое его слово. Полковой комиссар, личность прежде недосягаемая, запросто похлопал Бориса Яковлевича по плечу и улыбаясь объявил:

– Все вы знаете товарища Боровицкого. Он с вами бок о бок воевал, от пуль не прятался. Прежнюю гимнастёрку ещё не сменил, пробитую в бою. Прошу любить и жаловать.

На совещании присутствовал комбат Лазарев, его небольшой штаб, командиры рот и отдельных вспомогательных взводов. Пётр Лазарев пытался скрыть напряжение. Комиссар батальона обладал не меньшими правами, чем комбат. С прежним комиссаром он ладил, но как сложатся отношения с Боровицким?

Старший лейтенант Назаренко сидел, как всегда, со своей дурацкой ухмылкой. Неужели выпил с утра? Борис сразу вспомнил, с какой лёгкостью тот заставил его взять винтовку со штыком, чтобы идти в атаку во главе взвода. Словно у политрука других дел нет. Ладно, с тобой после разберёмся.

Старую гимнастёрку, в которой он воевал, Боровицкий не снимал. Она была продырявлена, но не пулями или осколками. Зацепился за колючую проволоку, где также порвал бриджи. Старшина роты Ефим Пронин, хорошо чуявший перемены, принёс утром комплект полевого обмундирования и фляжку водки. От водки Борис Яковлевич отказался. Веско заметил:

– Ни к чему. Не та сейчас обстановка, чтобы алкоголь распивать.

Ефима Пронина опередил старшина батальона, имевший куда больше возможностей. Он поторопился вчера вечером выразить своё уважение новому комиссару. Доставил бриджи и гимнастёрку для старшего комсостава, удобные яловые сапоги, портупею. В отдельном пакете – коньяк, банки с консервированным лососем, паштетом, хороший чай.

– Блиндаж для вас срочно оборудуют, – добавил он. – Завтра будет готов.

Свою первую речь в роли батальонного комиссара Боровицкий произнёс коротко и веско. Японцев с нашего берега выбили, но расслабляться не следует. Главное – работа с людьми, ежедневная, кропотливая. Отдыха на войне для политсостава не существует.

Батальон, сильно поредевший, занимал позиции на вершине горы, за которую так упорно сражались. Боровицкий обошёл траншеи, поговорил с бойцами, затем долго рассматривал в бинокль восточный берег. Там продолжались бои. Слышалась отдалённая орудийная канонада, глухие взрывы. В небе гудели наши бомбардировщики СБ. Тройки двухмоторных машин проплывали над головой, их сопровождали истребители.

– Сейчас дадут японцам как следует! – заявил Боровицкий.

– Конечно, дадут, – подтвердил политрук пятой роты.

На позициях шестой роты Боровицкого встретил новый политрук. Доложил, что бойцы несут боевое дежурство, занимаются укреплением траншей, ночная смена отдыхает.

– Где командир?

– На месте.

– Где именно на месте?

Старший лейтенант Назаренко находился в наскоро приведённом в порядок японском блиндаже. Разложив на столе газету, чистил пистолет.

– Привет, комиссар. Пришёл родную роту проведать?

– Обхожу батальон.

– Ну и как дела в батальоне?

– Я тебе должен докладывать? Кажется, это ты обязан доложиться.

Боровицкий торопился провести черту между своей новой должностью и прежней жизнью в роте.

– Ну-ну, – усмехнулся Назаренко. – Пистолет дочистить можно?

– Опять воевать собрался? Японцам вроде вложили и от реки отбросили.

– Вроде бы вложили. А они нам в ответ врезали. Прорвались к переправе, понтоны продырявили, люди там погибли. Вчера японский штурмовик бомбы сбросил, двоих ребят прямо в окопе убило, пулемётчика Гришу Оськина контузило, без сознания в госпиталь увезли. У лейтенанта Сорокина штыковая рана воспалилась, его тоже в госпиталь поместили. Подозревают заражение крови.

– Чего ты разнылся!

– Это я разнылся? – Назаренко даже привстал. – Ты хотел знать положение дел, я тебе доложил. В роте активных штыков, считая старшину, восемьдесят человек осталось… из ста шестидесяти. Ровно половина.

– Война без потерь не бывает. Как новый политрук?

– Пока не понял. Старается…

– Партийное и комсомольское собрание провёл?

– Вроде нет. Да и с кем проводить? Люди по ночам дежурят, я тоже раньше двенадцати не ложусь, а в пять снова на ногах.

– Понимаю твои трудности, – посочувствовал Боровицкий. – Но собрания положено проводить. Боевой листок надо выпустить, отразить мужество лучших красноармейцев.

В ответ старший лейтенант лишь покачал головой. Он понял, что прежний политрук, весёлый бабник, уже погрузился в новую сферу, где много говорят, забывая о реальных вещах. Борис поднялся и обронил:

– Сиди, меня провожать не надо.

Бойцы, дежурившие в траншее, вставали, приветствуя комиссара, некоторые улыбались. Помкомвзвода Балакин не спеша отбросил недокуренную цигарку.

– Здравия желаю, товарищ комиссар!

– Здравствуй, Савелий. Как дела?

– Нормально.

– Завтрак-обед вовремя?

– Не жалуемся.

Борис Яковлевич знал, что доставка продовольствия затруднена. Слишком большие расстояния от баз снабжения в монгольской степи. Кроме того, японские самолёты охотятся за автоколоннами и даже за отдельными грузовиками. На эту тему вёл вчера разговор полковой комиссар. Но сержант Балакин не счёл нужным делиться с Боровицким трудностями.