Старший лейтенант примолк. Из него вырастал грамотный командир, быстро схватывающий науку войны. О Назаренко и его заместителе Василии Астахове нередко вспоминали в штабе полка. Надёжные ребята. Портить себе карьеру Назаренко не хотел, даже буркнул несколько слов, невнятно извиняясь перед комиссаром. Боровицкий сразу взял быка за рога.
– Ты врачам не поленился хорошие вещицы передать, а про своих руководителей забыл. Комиссар полка трофейным оружием интересуется. Подумай, может найдёшь пистолет или кинжал приличный. Тебе ведь «капитана» надо получать.
– У меня «Маузер» есть. Новый, с патронами, в полированной кобуре. Могу отдать.
– Ну и правильно. Он в роте на хрен не нужен. А я комиссару полка вручу от твоего имени.
– Тебе, Борис Яковлевич, мы тоже что-нибудь подыщем. Вася Астахов в блиндаже термос из нержавейки нашёл. Красивая и полезная вещь. Литр воды вмещает, она там до вечера не нагревается.
– Пригодится, – согласился Боровицкий. – Целый день по жаре бегаешь, приятно холодной водичкой освежиться. У японских офицеров старинные вещицы попадаются. Если найдёшь кинжал или короткий меч, то я приму подарок. Будет память о боях. Мы ведь с тобой жизнью рискуем.
– Рискуем, – подтвердил Назаренко, на губах которого играла давно знакомая язвительная улыбка. – Ещё как рискуем!
К вечеру снова налетели японские штурмовики и сбросили бомбы. Их отогнали наши самолёты, но взрывы тяжёлых стокилограммовок попортили немало нервов. Тем не менее Борис Яковлевич решил не отменять ужин, на который пригласил новую санитарку.
Люся Гладкова прекрасно понимала, чем закончится ужин, но относилась к этому спокойно. В любом случае ей нужен покровитель. Часов в восемь вечера, когда спала жара и на горе установилась тишина, она вошла в блиндаж Боровицкого.
Неудачное замужество, вынужденный отъезд из родного села, непростая городская жизнь изменили когда-то смешливую деревенскую девушку. Люся научилась разбираться в мужчинах и не питала иллюзий насчёт глубоких чувств. Тридцатилетнему комиссару требовалась женщина, и не более того.
Он грамотный, из зажиточной семьи, занимает высокую должность. Вполне вероятно, что начнёт обращаться с ней снисходительно, свысока. А вот это у тебя не получится! У Люси сформировался крепкий характер.
Чтобы соблюсти приличия, Борис посадил за стол командира взвода снабжения, техника-интенданта лет сорока. Тот крепко держался за свою должность, уважал комиссара и оказывал мелкие услуги. Стол с помощью старшины и снабженца был накрыт очень неплохой. Боровицкий сразу хотел сразить молодую санитарку.
Люся отказалась от водки, но поддержала тост за победу, сделав несколько глотков вина. Вежливо отказалась и от красной икры, неторопливо грызла яблоко. На столе находились открытые банки с лососем, паштетом, хорошо прокопчённая колбаса, коробка зефира из военторга, а рядом с водкой соседствовал коньяк.
Зато с аппетитом ужинал техник-интендант, выгребая ложкой куски лосося и накладывая с горкой красную икру. Опасаясь, что снабженец в одного прикончит деликатесы, Боровицкий крикнул вестовому:
– Неси жареную картошку. Надо закусить как следует после трудного дня. Да брось ты, Аркадий, эти банки, налей мне и себе водочки, а я угощу нашу красивую гостью коньяком.
С этими словами он набузовал в кружку Люси хорошую порцию армянского коньяка.
«Значит, снабженца зовут Аркадий, а комиссар жмётся за свою икру», – Люся цепко подмечала любые детали, выстраивая линию поведения. Аркаша, по сравнению с чисто выбритым, в новеньком мундире, комиссаром, гляделся неопрятно, был лысоват. Зато широко улыбался широкоплечий вестовой, парень лет двадцати со светлыми волосами. Красавчик!
Что-то почувствовав, Боровицкий сразу отослал вестового и предложил тост за товарища Сталина. Такие тосты выпивают стоя, торжественно и до конца. Люся привыкла в госпитале к крепким напиткам. Не чинясь, спокойно приняла граммов сто коньяку и стала закусывать жареной картошкой.
Беседа за столом клеилась плохо. Интендант не решался много говорить в присутствии комиссара батальона. Люся на вопросы отвечала коротко, хоть и улыбалась. Приходилось напрягать своё красноречие Борису Яковлевичу. Он говорил о поездках по Дальнему Востоку, рассказывал о сказочной бухте Золотой Рог во Владивостоке, об истории удивительной страны Монголия.
Интендант, бывший торговый работник из Читы, с трудом сдерживал дремоту. Он неплохо поужинал, выпил и, наконец, вставил фразу:
– Я, пожалуй, пойду.
Вслед за ним сразу поднялась Люся.
– Мне тоже надо идти.
Интендант ушёл, а Люсю удалось уговорить остаться ещё на десяток минут.
– Знаете, Борис Яковлевич, не очень это прилично выглядит. Я два дня всего в полку и остаюсь вдвоём с мужчиной в его блиндаже.
При этом она посмотрела на широкий топчан, накрытый одеялами, и с двумя подушками в изголовье. Намотавшийся за день комиссар, уставший от приготовлений к ужину и хорошо принявший водки, с вызовом обронил:
– Будто вы ни разу не оставались наедине с мужчинами!
– Я пойду, – повторила Люся.
– Куда?