Хамнет

Ей захотелось взглянуть на его лицо, но она ничего не увидела в окутавшей их темноте, густом и полном, непроницаемом мраке.

— Какой дом?

— Для вас. Для нас.

— В Лондоне?

— Да нет же, — раздраженно возразил он, — конечно, в Стратфорде. Вы же говорили, что предпочли бы жить здесь с девочками.

— Дом? — повторила она.

— Да.

— Здесь?

— Да.

— Вы накопили денег на целый дом?

Она почувствовала, как он широко улыбнулся, блеснув зубами.

— Накопил, — признался он и, завладев ее рукой, начал целовать ее после каждого слова, — накопил, и не только на дом.

— Неужели? — Она вырвала свою руку. — Это правда?

— Чистая правда.

— Как же вам удалось?

— Знаете, — задумчиво изрек он, откидываясь на подушку, — как мне приятно, когда удается удивить вас. Необычайно редкое и душевное удовольствие.

— Как интересно!

— Еще бы, — загадочно произнес он, — не думаю, что вы представляете, как чувствует себя мужчина, женившийся на такой особе, как вы.

— Как я?

— На особе, способной узнать о человеке то, о чем сам он еще даже не догадывается. Способной, лишь мельком взглянув на человека, проникнуть в его сокровенные тайны. Способной угадать, что он собирается сказать — или не сказать — еще до того, как он откроет рот. В общем, ваш дар, — заключил он, — сулит и счастье, и мучение.

— Увы, это происходит помимо моей воли. — Она пожала плечами. — Я никогда не стремилась…

— Да, у меня есть деньги, — щекоча губами ее ухо, прошептал он, — много денег.

— Много? — Она изумленно приподнялась с подушки.

Она уже поняла, что его дела идут успешно, хоть еще и не освоилась с такой новостью. Ей вдруг вспомнился тот дорогой браслет, который она тайно закопала в курятнике, засыпав пеплом и костяными обломками.

— Как же вам удалось заполучить деньги?

— Только не говорите моему отцу.

— Отцу? — повторила она. — Я… я не скажу, конечно, но…

— Вы смогли бы уехать отсюда? — спросил он, поглаживая ее по спине. — Мне хотелось бы увезти вас с девочками отсюда со всеми вещами, чтобы вы поселились в другом месте. Подальше отсюда… от этого дома… мне хочется, чтобы вы жили в новом, нашем собственном доме. Но сможете ли вы уехать отсюда?

Агнес задумалась. Она обдумала его вопрос со всех сторон. Представила себе новый дом, возможно, на городской окраине, с одной или двумя комнатами, где будут жить ее дочери. С садовым участком; с выходящими на него окнами.

— Мне все равно, раз его здесь нет, — наконец печально ответила она.

Его рука замерла, перестав ласкать ее спину.

— Я искала его повсюду, — продолжила Агнес, стараясь говорить спокойно, но ее тоска невольно сквозила между словами, — все ждала и ждала. Ждала его знака. Не знаю, где он сейчас, но здесь его точно нет.

Он опять привлек ее к себе, мягко и осторожно укрыл одеялом, словно опасаясь сломать ее хрупкое спокойствие.

— Я позабочусь об этом, — сказал он.

* * *

Посредником в приобретении дома он попросил стать Бартоломью. «Я не могу, — писал он ему в письме, — просить об этом никого из моих братьев, поскольку они могут разболтать все отцу». И в заключение спрашивал, согласится ли Бартоломью помочь ему в таком деле?

Бартоломью обдумывал просьбу зятя. Он положил письмо на каминную полку и во время завтрака то и дело поглядывал на него.

Джоан, взволнованная появлением в доме этого письма, сновала взад-вперед по столовой, пытаясь выяснить, о чем говорилось в письме «этого парня», как она называла мужа Агнес. Она настаивала на своем праве узнать его содержимое. Неужели он хотел занять денег? Верно? Скорее всего, наделал долгов в Лондоне? Она всегда считала его никчемным. Она раскусила его подлую натуру с первого взгляда. И до сих пор горевала, что Агнес упустила свой шанс ради такого бездельника. Неужели он просил Бартоломью одолжить ему денег? Она надеялась, что Бартоломью даже не подумает расщедриться. Ему же надо заботиться о своей ферме, о детях, не говоря уже о многочисленных сводных братьях и сестрах. В таком деле он должен прислушаться к ее, Джоан, мнению. Но прислушается ли он? Прислушается ли?

Бартоломью продолжал молча есть свою овсянку, спокойно загребая ее ложкой и отправляя в рот, словно не слышал ни единого вопроса мачехи. Его жена, занервничав, пролила молоко, половину на пол, половину в огонь, и Джоан принялась бранить ее, опустившись с тряпкой на колени, чтобы вытереть лужу. Тут же захныкал ребенок. Жена пыталась оживить огонь, сгребая угли.

Бартоломью отодвинул миску с остатками каши. Он встал из-за стола и направился к выходу, а Джоан все трещала что-то ему вслед, как встревоженная сорока. Нахлобучив шляпу на голову, он вышел из дома.

Он обошел пастбища к востоку от «Хьюлэндса», где земля последнее время стала заболачиваться. Потом вернулся на ферму. Его жена, мачеха и дети опять собрались вокруг него, интересуясь, не получил ли он плохих новостей из Лондона. Пытались выяснить, что там случилось? Джоан, естественно, уже заглянула в письмо, и оно явно побывало в руках всех обитателей дома, но ни она сама, ни жена Бартоломью не умели читать. Кое-кто из детей уже научились грамоте, однако не сумели понять почерк их таинственного дяди.