Хамнет

Они прошли мимо окон новой королевской школы. Возможно, даже услышали, как ученики отвечали на вопросы учителя. Бартоломью толком не понял, что они произносили: математические формулы, спряжения глаголов или стихи. Из окон доносились ритмичные, мелодичные голоса, похожие на поющих вдалеке болотных птиц. Взглянув на сестру, он заметил, как она вдруг ссутулилась и опустила голову, словно пытаясь защититься от детских голосов. Почувствовав, как она сжала его руку, он понял, что ей хочется скорее уйти с этой улицы, что они и сделали.

— Ваш муж, — сказал Бартоломью, пока они пропускали лошадь, — прислал мне письмо.

— Правда? — заинтересовалась Агнес. — Когда?

— Он поручил мне купить дом для него и…

— Почему ты не говорил мне?

— Да вот говорю же.

— Но почему не говорил раньше, до того, как я…

— Так ты хочешь увидеть его?

Она поджала губы. Он понял, что ее желание отказаться соперничает с любопытством. Она предпочла с притворным равнодушием пожать плечами.

— Покажи, если хочешь.

— Нет уж, — возразил Бартоломью, — важно, хочешь ли этого ты?

— Возможно, в следующий раз, — она опять пожала плечами, — когда я…

Бартоломью поднял руку и показал на какое-то здание, стоявшее на противоположной от них стороне улицы. Огромный дом, пожалуй, самый большой в городе, с массивной входной дверью в середине фасада, с тремя этажами, громоздившимися друг над другом, высился на углу улицы, так что фасад был обращен к ним, а боковая часть уходила в глубину участка.

Агнес посмотрела, куда он показывал. Он заметил, что она увидела нужный дом. Видел, как она внимательно осмотрела его и озабоченно нахмурилась.

— Где? — спросила она.

— Там.

— Тот дом?

— Да.

Она напряглась, на лице отразилось явное замешательство.

— Но с какой стороны? Какие комнаты?

Бартоломью поставил корзину на землю и, покачавшись на каблуках, весело ответил:

— Все.

— Что ты говоришь?

— Весь этот дом с участком, — заключил он, — теперь ваш.

* * *

Новый дом наполнился звуками. Они никогда не смолкали. По ночам Агнес, к чему-то прислушиваясь, бродила босиком по его коридорам, лестницам, комнатам и проходам.

В новом доме дребезжали в рамах оконные стекла. Ветер превращал дымоход в духовой инструмент, издающий печальные завывания в нижнем зале. По ночам также кряхтели, потрескивая, деревянные стенные панели. Ворочались и вздыхали в своих корзинах собаки. За стенами бегали невидимые глазу мыши, постукивая своими коготками. В большом дворовом саду шелестели ветви деревьев.

В этом новом доме Сюзанна спала в комнате, находившейся в дальнем конце коридора; зная о ночных похождениях матери, она запирала свою дверь. Спальни Джудит и Агнес находились рядом; девочка спала плохо, словно скользила по поверхности сна, часто просыпалась и никогда не погружалась в глубокий сон. Если Агнес открывала дверь, то тихий скрип петель мгновенно будил Джудит, и она, поднявшись с подушки, спрашивала: «Кто там?» С обоих боков у нее на одеяле спали кошки.

В новом доме Агнес сумела убедить себя в том, что если теперь она, прогулявшись по городу, пройдет через рыночную площадь и поднимется по Хенли-стрит, то обнаружит, что за дверью их бывшего дома все осталось по-старому: там живет женщина с двумя дочками и сыном. Конечно, не совсем по-старому, поскольку там уже не будет Элизы и ее мужа-шляпника, однако ее маленькая семья будет в полном составе, и такой, какой могла бы уже стать к этому времени. Сын будет старше, выше и шире в плечах, его голос станет по-мужски низким и более уверенным. Он устроится за столом, закинув ноги на соседний стул, и начнет болтать с ней — как он любил поболтать, — рассказывая о том, как прошел день в школе, о новых полученных им знаниях, о том, каких однокашников наказали, а каких — похвалили. Он будет сидеть там, его шапка будет висеть на крючке за дверью, и сам он, заявив, что ужасно проголодался, попросит накормить его.

Агнес позволяла этим образам заполнять ее сознание. Она надежно охраняла их, как спрятанное в сундуке сокровище, и только в одиночестве, когда бродила одна по огромному новому дому, извлекала их из тайника души, чтобы заново отполировать и полюбоваться ими.

* * *

Сад она восприняла как свои угодья, свои личные владения; большой, как особняк, дом вызывал слишком много внимания, привлекал восхищенные и завистливые взгляды, возбуждал массу вопросов о ее муже: чем он занимается, как идут его дела и правда ли, что он частенько бывал при дворе? Этот дом одновременно привлекал и отпугивал людей. С тех пор, как ее муж приобрел его, люди постоянно судачили и сплетничали об этом. Встречая ее, они выражали лишь свое удивление, но она знала, о чем говорилось за ее спиной: как же ему удалось так разбогатеть, ведь он всегда был на редкость бестолковым, ветреным и придурковатым, вечно пялился на облака, где же он раздобыл столько денег, может, занялся там, в Лондоне, чем-то незаконным, что неудивительно, учитывая делишки его отца, разве можно честно заработать такие деньжищи в каком-то театре? Совершенно невозможно.