Хамнет

Сюзанна выросла и стала выше матери. Она взяла на себя обязанности ключницы, носила связку домашних ключей на поясе. Она также вела бухгалтерские книги, выдавала зарплату слугам, контролировала расходы и доходы от материнской торговли лекарствами и способствовала расширению пивоваренного и солодового производства. Если люди отказывались платить, она посылала к ним одного из своих дядюшек. В переписке с отцом она сообщала ему о доходах, вложениях, сборах арендной платы с его земель, поименно перечисляя злостных неплательщиков и должников. Она советовала ему, сколько денег лучше прислать им, а сколько — хранить в Лондоне; держала его в курсе о выставляемых на продажу полях, домах или земельных участках. По предложению отца она взяла на себя покупку мебели для нового дома: стулья, кресла, матрасы, бельевые сундуки, гобелены и драпировки, новые кровати. Ее мать, однако, отказалась от новой кровати, заявив, что в старой прошла ее первая брачная ночь и ей не нужна никакая другая, поэтому роскошную новую кровать поставили в гостевую спальню.

Джудит по-прежнему жила рядом с матерью, оставаясь под ее присмотром, словно такая близость гарантировала нечто важное. Что именно, Сюзанна не понимала. Безопасность? Выживание? Достижение какой-то особой цели?

Джудит пропалывала огород, бегала с поручениями, поддерживала порядок на рабочем месте матери. Если мать просила ее сбегать и принести три лавровых листа или цветущую душицу, девочка точно знала, где они растут. Для Сюзанны все растения выглядели одинаково. Джудит могла часами заниматься с кошками, чистила их, разговаривала с ними на каком-то проникновенном и оживленном мурлыкающем языке. Каждую весну она выставляла котят на продажу; она нахваливала покупателям своих питомцев, говоря, что все они искусные мышеловы. «Люди верят ей, — подумала Сюзанна, — глядя на ее доброе лицо с широко посаженными глазами, милой, легкой улыбкой и живым, но бесхитростным, взглядом».

Любая деятельность в саду вызывала у Сюзанны отвращение; она предпочитала в основном домашние дела. Растениям постоянно требовалась то прополка, то подкормка, то полив, и эти противные пчелы, они вечно жужжали, норовя ужалить, и лезли в лицо; а назойливые посетители целыми днями, с утра до вечера, таскались через боковую калитку: они раздражали ее до безумия.

Раз в день она усердно занималась с Джудит письмом и чтением. Она обещала отцу, что научит сестру грамоте. Верная данному слову, она призывала Джудит из сада и усаживала в гостиной перед старой грифельной доской. Это была неблагодарная задача. Джудит нетерпеливо ерзала на стуле, то и дело отвлекалась, таращилась в окно, или дергала нитки из подола платья, отказывалась писать правой рукой, говоря, что ей так совсем неудобно, не слушала объяснений Сюзанны и сразу перебивала ее, едва услышав с улицы крики торговцев пирожками. Джудит никак не могла выучить буквы, не могла понять, как они сливаются друг с другом, превращаясь в слова, зато спрашивала, не могли ли остаться на доске следы слов, написанных еще Хамнетом? Она изо дня в день путала буквы «а» и «с» и не видела никакого различия между «в» и «б», говоря, что они выглядят совершенно одинаково, и удивляясь тому, зачем надо учить, как пишутся такие скучные закорючки. Она пририсовывала буквам глазки, носики и ротики, превращая их в разных человечков, печальных, веселых, кривляющихся. Понадобилось около года, чтобы Джудит сносно научилась подписываться: именной инициал она изображала несколько кривовато, задом наперед и с завитушками, похожими на поросячий хвостик. В конце концов Сюзанна бросила их бесполезные занятия.

Когда она жаловалась матери по поводу того, что Джудит не хочет учиться писать, не желая помогать ей со счетами и взять на себя часть дел по ведению хозяйства в доме, Агнес лишь беспечно улыбалась и говорила: у вас с Джудит разные склонности и способности, но вы обе по-своему талантливы.

«Почему никто не понимает, как мне трудно жить? — с тяжелым сердцем уходя обратно в дом, думала Сюзанна. — Отец далеко и так редко приезжает к нам, брат умер, и я одна в итоге занимаюсь хозяйством в доме, одна присматриваю за слугами. И мне приходится заниматься всем этим, живя вместе с двумя… — мысли Сюзанны споткнулись на слове, — слабоумными». Ее мать, разумеется, далеко не слабоумная, просто она не похожа на обычных людей. Живет по старинке. По каким-то фермерским обычаям. Как привыкла. Она жила в этом новом доме, привнеся в него все обычаи того фермерского дома, где сама родилась, где все жили в общей комнате вместе с овцами; она по-прежнему вела себя как дочь фермера, расхаживая по лесным тропам и лугам, собирая травы в корзину, поэтому лицо ее краснело от загара, а подолы юбок покрывались влажной грязью.