«Никто не считается со мной, — думала Сюзанна, устало поднимаясь по лестнице к себе в комнату, — никто не понимает моих переживаний и страданий». Мать пропадала в саду, копаясь в кучах перегноя, отец — в Лондоне, разыгрывал представления, которые люди называли крайне непристойными, а младшая сестра пряталась где-то в доме, распевая своим хрипловатым тонким голоском вздорные песенки собственного сочинения.
— Кто захочет ухаживать за мной, — горестно воскликнула она, распахнув дверь в свою комнату и позволив ей захлопнуться, — зная, что я живу с такой семейкой? Удастся ли мне когда-нибудь покинуть этот дом? Кому захочется общаться с моими странными родственниками?
Агнес заметила, как детство спало с ее младшей дочери, точно плащ с плеч. Она выросла и постройнела как березка, лиф платья уже обтягивал женские округлости. Она вдруг перестала скакать и прыгать, носиться, как ветер, из комнаты в комнату или по двору; у нее проявилась плавная женская походка. Черты лица стали более определенными, скулы и нос заострились, и с губ исчезла детская припухлость.
Агнес смотрела на лицо младшей дочери; подолгу смотрела. Она пыталась почувствовать, какова истинная натура Джудит, что ждет ее в будущем, однако бывали моменты, когда она задавалась вопросом: «Могло ли стать таким же его лицо, или в нем проявились бы какие-то особые мужские черты, как бы ее лицо могло выглядеть с бородой, с мужским подбородком, более свойственным крепкому юноше?»
В городе ночь. Темные улицы погрузились в густое безмолвие, нарушаемое лишь глухим уханьем совы, призывавшей самца. Ветер с ненавязчивой настойчивостью скользил по улицам, словно домушник в поисках плохо запертых ворот. Он играл в вершинах деревьев, раскачивая ветви крон в разные стороны. Гонял воздух на церковной звоннице, отчего колокол тихо гудел своим низким медным голосом. Ерошил оперение одинокой совы, сидевшей на коньке крыши рядом с церковью. Постукивал дверями в рассохшихся коробках, побуждая людей беспокойно ворочаться в кроватях, отягчая их сны тревожными образами и звуками приближающихся шагов или стучащих копыт.
Из-за пустой телеги выскользнула лисица и потрусила в сторону безлюдной темной улицы. Временами она замирала ненадолго, подняв одну лапу, то около здания гильдии, то около школы, где учился Хамнет, а раньше и его отец, словно прислушивалась к чему-то. Потом бежала дальше и вскоре исчезала, свернув в проход между двумя домами.
Окрестные земли когда-то были болотистыми, насыщенными речной влагой. Перед постройкой домов люди сначала осушили болота, укрепили почвы тростником и древесными ветвями, чтобы возводить на них здания, подобно кораблям на море. В дождливую погоду дома погружались в воспоминания. Поскрипывая и кряхтя осевшими фундаментами, они вспоминали о былых временах; потрескивали обшивкой стены, дымоходы и трещины в рассохшихся дверных проемах. Ничто не проходит бесследно.
Город затих, затаив дыхание. Через часок-другой мрак начнет рассеиваться, уступая место рассвету, люди начнут просыпаться, готовые — или не готовые — встретить очередной день. Хотя пока еще все горожане спят.
Кроме Джудит. Завернувшись в плащ с капюшоном, она торопливо шла по улице. Мимо школы, где только что постояла лисица; девушка не видела ее, зато лиса следила за ней из своего укромного местечка в проулке. Лисьи зрачки расширились, и она настороженно наблюдала за странным существом, разделившим с ней ночной мир, оценивая ее плащ, быструю и явно поспешную походку.
Держась ближе к домам, девушка пересекла рыночную площадь и свернула на Хенли-стрит.
Осенью к ее матери пришла одна женщина, страдавшая от боли в распухших суставах пальцев и запястий. Когда Джудит открыла ей боковую калитку, женщина сообщила, что она повитуха. Мать, казалось, узнала эту женщину. Пристально посмотрев на нее, она улыбнулась. Потом осторожно осмотрела руки женщины. Покрасневшие суставы выглядели бугристыми и обезображенными. Приложив к ним листья костоломки, Агнес обвязала их полоской ткани и вышла из приемной, сказав, что сейчас принесет специальную мазь.
Положив на колени свои перевязанные руки, женщина грустно посмотрела на них и заговорила, не поднимая глаз.
— Иногда, — сказала она, словно обращаясь к своим рукам, — мне приходится ходить по городу ночью. Дети рождаются, знаете ли, когда им вздумается.
Джудит вежливо кивнула.
— Я помню, как ты родилась, — с улыбкой заметила повитуха. — Мы все думали, что ты не выживешь. Однако же вон ты какая выросла.
— Да, уже выросла, — пробурчала Джудит.
— Частенько я проходила и по Хенли-стрит, — продолжила она, — мимо того дома, где вы родились, и я кое-что там видела.
Джудит пристально взглянула на посетительницу. Ей хотелось спросить, что же именно, но она боялась услышать ответ.
— Что же вы видели? — все-таки вырвалось у нее.
— Кое-что, или, вернее сказать, кое-кого.
— Кого? — спросила Джудит, хотя уже поняла, догадалась.
— Бегает он там…
— Бегает?