Как же это могло произойти прямо у нее под носом? Как он мог впасть в такое состояние, а она ничего не заметила, никаких предостерегающих знаков? Были ли такие признаки? Она попыталась припомнить. Он стал спать дольше обычного, это правда, и больше времени по вечерам пропадал где-то в городе, в трактирах с друзьями. Уже давно он ничего не читал ей по вечерам, при свете свечи, в постели — она даже не припомнила, когда это было в последний раз. Давно ли они не беседовали по вечерам у камина, как прежде? Нет, беседовали, может, только реже, чем раньше. Но она же вечно занята: уходом за ребенком, делами по дому и в своем лекарственном огороде, с нуждающимися в ее помощи посетителями, да и сам он днем занимался с учениками, а по утрам бегал по отцовским поручениям. «Жизнь разводила нас постепенно, шаг за шагом, — подумала она, — а теперь в нем появилась странная отрешенность».
Сюзанна продолжала петь песенку, хлопая в ладоши. На ее пухлых пальчиках у суставов заметны ямочки. Детская песенка давно повторялась с одним и тем же простеньким мотивчиком и с не более сложным набором словечек. Очевидно, песня надоела отцу ребенка, он поморщился и зажал рукой одно ухо.
Агнес нахмурилась. Она подумала о плавающем в водной стихии ее живота ребенке, он ведь слышит все происходящее, дышит тем же порочным воздухом; она подумала и о благополучии маленькой, но уже весомой Сюзанны на своих коленях; задумалась о том, почему эта серая гнилостная аура исходит от ее мужа.
Неужели именно женитьба, ребенок и семейная жизнь стали причиной столь явного расстройства? Или, может, само пребывание в этом жилище так странно высасывает из него жизненные силы? Она не могла этого постичь. Но сам вопрос глубоко встревожил ее. Разве может она сообщить ему о зародившейся в ее животе новой жизни, пока он пребывает в таком состоянии? Ее новость могла только усугубить его мрачную меланхолию, и ей нестерпимо было даже думать о том, что ее новость воспримут не с искренним восторгом, а хотя бы с легкой ноткой тоски.
Она произнесла его имя. Никакого отклика. Она окликнула его по имени. Он вскинул голову и взглянул на нее: его лицо ужаснуло ее. Серое и одутловатое с клочковатой, растрепанной бородкой. Как же он мог дойти до такого состояния? Как это произошло? Почему она не замечала никаких признаков столь разительной перемены? И если честно, то действительно ли она не замечала или просто предпочитала не замечать?
— Вы заболели? — спросила она его.
— Я? — вяло удивился он после долгой паузы, словно с трудом воспринял ее вопрос и смог ответить. — Нет. А почему вы спросили?
— Вид у вас нездоровый.
Он вздохнул. Потер рукой лоб, глаза.
— Разве такой уж нездоровый? — уточнил он.
Агнес встала, переместив Сюзанну на бок. Коснулась рукой его лба, ощутив его холодную, как кожа у лягушки, липкость. Он раздраженно мотнул головой, отстранившись от жены.
— Все в порядке, — выдавил он с таким трудом, словно слова были камнями, — не беспокойтесь.
— А что беспокоит вас? — спросила она.
Сюзанна дрыгала ножками, пытаясь привлечь к себе внимание матери и попросить продолжить веселую песенку.
— Ничего, — глухо сказал он, — я устал. Только и всего. — Он встал, и ножки отодвинутого стула со скрежетом проехались по полу. — Пойду прилягу.
— Почему же вы даже не поели? — спросила Агнес, подбрасывая Сюзанну, чтобы утихомирить ее. — Вас не устраивает хлеб и мед?
— Я не голоден. — Он покачал головой.
— Помнится, ваш отец просил вас сходить с утра к…
Резко взмахнув рукой, он оборвал ее:
— Передайте ему, пусть пошлет Гилберта. Сегодня я никуда не пойду. — Шаркая ногами по полу, он направился к лестнице, и за ним шлейфом потянулся тот странный запах, словно он уносил кучу грязного, давно не стиранного белья. — Мне нужно выспаться, — буркнул он напоследок.
Агнес следила за тем, как он поднимался по ступеням, держась за перила. Когда он скрылся наверху, она взглянула в круглые, темные и смышленые глаза дочки.
— Спой, мам-ма, — последовал совет Сюзанны.
— Что случилось, — шепотом спросила она его ночью, — чем вы озабочены, могу ли я помочь вам? — Она мягко коснулась его груди, где под ее ладонью билось его сердце, ритмично и настойчиво, словно задаваясь одним и тем же вопросом и не получая ответа.
— Ничего, — кратко ответил он.
— Но что-то же должно быть, — заметила она, — разве вы сами не понимаете, или вам не под силу говорить об этом?
Он тяжело вздохнул, его грудь поднялась и опала под ее ладонью. Он потянул край простыни и поерзал, пристраивая поудобнее ноги. Она почувствовала, как его пятка царапнула ее ногу и как он нервно дернул простыню. Они лежали вместе на кровати под балдахином, словно в уютной пещере, Сюзанна спала на соломенном тюфяке, раскинув руки, ее губки плотно сжались, а пряди темных волос прилипли к щекам.
— Может быть… — начала она, — вы… вы жалеете, что мы поженились? Может, из-за этого вы страдаете?
Впервые за много дней он вдруг повернулся к ней, на лице его отразились обида и потрясение. Он накрыл ее руку своей ладонью.