Хамнет

Неведомо для них обоих, блоха с александрийской обезьянки — прожившая около недели на одной из выживших крыс, а до того заразившая кока, умершего вблизи Алеппо, — перепрыгнула с парня на рукав мастера-стеклодува, оттуда перебралась на его левое ухо и укусила в шею за мочкой. Он ничего не почувствовал, поскольку прохладный сырой воздух канала уменьшал чувствительность кожи, а сам он думал только о том, как бы погрузить коробки с бусинами на корабль, получить оплату и поскорее вернуться на остров Мурано, где ему еще предстояло выполнить много заказов, а помощники за время его недолгого отсутствия наверняка опять подерутся.

К тому времени, когда корабль проходил вблизи Сицилии, с африканской лихорадкой слег второй помощник, его покрасневшие пальцы начали чернеть, а тело так обильно потело, что капли просачивались на пол через ткань гамака. Его также похоронили в море, как и двух поляков, за пределами Неаполитанского залива.

Взятые в Венеции кошки, в свободное от ловли крыс время, по природной склонности предпочитали спать в трюме на коробках с бусинами из Мурано. Видимо, что-то привлекало их в этих тщательно перевязанных деревянных поверхностях, на боках которых белела начертанная мелом венецианская маркировка.

На этом этапе плавания в трюм спускалось мало народа, и когда эти кошки сдохли — а они сдохли быстро, одна за другой, — их необнаруженные трупы так и остались лежать на венецианских коробках. Покинув своих полосатых пушистых хозяев, блохи заползли в коробки и поселились в рваных прокладках среди множества разноцветных бусинок миллефиори (в той самой ветоши, которую сунул туда помощник мастера-стеклодува; того самого стеклодува из Мурано, работа в мастерской которого теперь остановилась из-за того, что многих рабочих свалила таинственная и смертельная лихорадка).

В Барселоне выжившие польские матросы удрали с корабля, легко смешавшись с толпой в порту. Капитан, стиснув зубы, сообщил команде, что они будут продолжать плаванье в меньшем составе. Доставят по назначению грузы гвоздики, тканей и кофе, продолжая следовать к берегам Англии.

Команда выполнила приказ. Корабль побывал в портах Кадиса, Порту и Ла-Рошели, потеряв по пути на север еще больше моряков, и в итоге причалил в английском Корнуолле. Когда они вошли в порт Лондона, команда сократилась до пяти человек.

Юнга в своем изрядно выцветшем шейном платке отправился искать корабль, готовый отправиться к острову Мэн, держа под мышкой единственную выжившую кошку из Венеции; еще трое выживших моряков направились прямиком в знакомую им таверну на дальнем конце Лондонского моста; капитан, раздобыв лошадь, поехал домой к жене и родственникам.

Разгруженный и сложенный на таможне груз постепенно развозился по Лондону: гвоздику, специи, текстиль и кофе передали на продажу торговцам, шелка доставили в королевский дворец, изделия из стекла — одному заказчику в Бермондси, тюки с тканями — суконщикам и галантерейщикам в Олдгейт.

Коробки со стеклянными бусинами, изготовленными мастером-стеклодувом с острова Мурано до того, как он повредил руку, пролежали на полке склада около месяца. Потом одну из них отправили портнихе в Шрусбери, другую в Йорк, ювелиру из Оксфорда. Последнюю, самую маленькую коробку, где бусины по-прежнему лежали в ветоши с пола той муранской мастерской, отправили с посыльным на какой-то постоялый двор на северной окраине города, где она пролежала с неделю. Затем хозяин постоялого двора отправил ее вместе с пачкой писем и пакетом кружев в Йоркшир, передав их с оказией путнику, уезжавшему в те края на лошади.

Его кожаная седельная сумка ритмично побрякивала во время езды, разноцветные бусинки, вертя своими шестицветными сферами, подпрыгивали и сталкивались друг с другом в ритме движения лошади. За два дня пути всадник порой лениво размышлял о том, что же могло быть в той завязанной коробке: что могло так тихо и мелодично позвякивать?

Две бусины разбились, раздавленные весом себе подобных. Пять штук непоправимо поцарапались. Более тяжелые бусины с каждым толчком лошади постепенно проваливались на дно коробки.

Голодные и истощенные пребыванием на таможенном складе блохи повыползали из тряпья. Однако они быстро восстановились и округлились, прыгая с лошади на человека и обратно, и также на прочих людей, с которыми всадник общался в пути — на женщину, продавшую ему кварту молока, на ребенка, подошедшего погладить его лошадь, на молодого парня в придорожном трактире.

К тому времени, когда всадник доскакал до Стратфорда, блохи отложили яйца в швах его дублета, в гриве лошади, в строчках седла, в филигранном плетении кружев и в тряпках между бусами. Из этих яиц вылупятся правнуки блохи, жившей на обезьянке.