Хамнет

Она нашла Бартоломью, следуя на звук глухих ударов. Он оказался в ближайшем загоне для скота, размахивал киянкой, забивая в землю опорный кол ограды: с каждым ударом кол с тихим треском понемногу погружался в почву. Брат огораживал участок для ягнят. Она понимала, что он мог бы, конечно, поручить такое дело одному из слуг, однако брату оно удавалось лучше всех: благодаря его росту, необычайной силе, целеустремленности и безгранично ревностному подходу к любой работе.

Заметив ее приближение, он бросил молоток. В ожидании смахнул пот со лба, поглядывая, как она идет к нему.

— Я принесла тебе подкрепление, — сказала Агнес, протягивая брату сверток с краюхой хлеба и сыром, сделанным ее руками в дворовой кухне на Хенли-стрит, она сама сварила его из овечьего молока и процедила через тонкую миткалевую салфетку.

Благодарно кивнув, Бартоломью взял сверток и сразу начал подкрепляться, не сводя взгляда с лица Агнес. Он приподнял оборку на чепчике Сюзанны и погладил пальцем ее сонную щечку. Но его взгляд быстро вернулся к сестре. Она с улыбкой смотрела, как он старательно пережевывал пищу.

— Что скажешь? — наконец изрек он.

— Ну, может, — начала она, — это и не особо важно…

Бартоломью с хрустом оторвал зубами хлебную корку.

— Выкладывай.

— Просто у мужа… — Агнес поудобнее пристроила Сюзанну, — бессонница. Он не спит по ночам, а потом не может встать утром. Ходит унылый и мрачный. Больше отмалчивается, если только не ругается с отцом. Ему стало ужасно тяжело жить. А я не знаю, что делать.

Как она и предвидела, Бартоломью обдумал ее слова, как обычно, склонив голову набок и устремив вдаль пристальный взгляд. При этом он продолжал жевать, желваки на его скулах напряженно сжимались и растягивались. Продолжая сосредоточенно молчать, он закинул в рот остатки хлеба с сыром. Проглотив последний кусок, Бартоломью громко вздохнул. Нагнулся. Поднял киянку. Агнес стояла в стороне от изгороди на безопасном расстоянии. Он сделал пару ударов — сильных и точных — по макушке опоры. С дрожью и содроганием сам столб, казалось, предпочитал быстрее скрыться в земле.

— Человеку, — сказал он, чередуя слова с ударами, — нужна работа. Подходящая работа.

Бартоломью проверил кол рукой и счел, что тот держится достаточно крепко. Он перешел к следующему колу, уже слегка заглубленному в землю.

— Он только и делает, что думает, — продолжил он, взмахнув киянкой, — все думает и думает, да без особого толка. Ему нужно приличное дело, нужно обрести стоящую цель. Не может же он всю жизнь служить мальчиком на побегушках для своего отца или бегать по городу, давая уроки. С такими мыслями, как у него, и свихнуться недолго…

Покачав рукой кол и явно неудовлетворенный его шаткостью, Бартоломью вдарил по нему киянкой еще пару раз, загнав его значительно глубже.

— До меня дошли слухи, — проворчал Бартоломью, — что отец там любит распускать кулаки, и особенно достается твоему латинскому умнику. Это правда?

— Сама я не видела, — вздохнув, призналась Агнес, — хотя не сомневаюсь в правдивости таких слухов.

Вновь подняв киянку, Бартоломью уже хотел сделать новый удар, но вдруг замер.

— А он когда-нибудь срывал злость на тебе?

— Никогда.

— А на ребенке?

— Нет.

— Ежели он посмеет поднять руку на кого-то из вас, — грозно начал брат, — ежели он хотя бы попытается, то…

— Знаю, знаю, — с улыбкой прервала его Агнес, — но, по-моему, он не осмелится.

— Гм-м, — пробурчал Бартоломью, — надеюсь, что так.

Он бросил молоток и подошел к сложенным в кучу кольям. Выбрав один из них, он оценил его весомость, крепость и прямизну.

— Трудно человеку, — не глядя на сестру, заметил он, — жить в тени такого жестокого дикаря. Даже если ему выделили отдельное жилье. Да, трудно жить. Трудно найти свой путь в этом мире.

Агнес кивнула, на мгновение онемев от потрясения.

— Я не осознавала, — наконец прошептала она, — как это тяжело.

— Ему нужна работа, — повторил Бартоломью и, взвалив кол на плечо, направился к ней, — и еще, похоже, убраться подальше от такого папаши.

Агнес отвернулась, посмотрела на дорожку, на лежащую в тени собаку с вываленным розовым языком.

— Я вот подумала, — начала она, — что, возможно, Джону выгодно наладить дело где-то в другом городе. Может, в Лондоне.

Бартоломью вскинул голову, прищурил глаза.

— В Лондоне, — медленно повторил он, словно пробуя на вкус это слово.

— Для расширения его торговли.

Брат помедлил, потерев рукой подбородок.

— Кажется, понял, — сказал он, — ты имеешь в виду, что Джон может на какое-то время послать кого-то в этот город. Доверенного человека. Возможно, сына.

— Точно, на время, — кивнув, согласилась Агнес.

— А ты поедешь с ним?

— Конечно.

— Тебе хочется уехать из Стратфорда?

— Не сразу. Мне хотелось бы подождать, пока он там устроится, подыщет жилье, и тогда мы с Сюзанной поедем к нему.

Брат с сестрой обменялись задумчивыми взглядами. Сюзанна за спиной Агнес поерзала, тихо всхлипнула и продолжила спокойно спать.

— Лондон не так уж далеко, — сказал Бартоломью.

— Верно.

— И многие отправляются туда на поиски работы.

— Тоже верно.

— Наверное, там больше возможностей.

— Да.