— Не будет. — Сердито сжав ее пальцы, он облизнул оказавшиеся солеными губы. — Я буду с тобой. Мы уйдем вместе.
И вновь — промельк улыбки и легкое пожатие ее пальцев.
— Нет, — сказала она, ее лицо поблескивало от его слез, — ты останешься. Ты нужен им.
Он почувствовал присутствие в комнате самого ангела Смерти, он маячил там, в темноте за дверью, головы он к ним не поворачивал, но его пустые глазницы все видели, за всем следили. Он ждал, дожидался своего часа. Тогда, извергая дыхание замогильной сырости, он рванется вперед на своих костяных ногах, чтобы забрать Джудит, сжать ее в своих ледяных объятиях, и ему, Хамнету, уже не удастся освободить ее. Сумеет ли он настоять, чтобы его тоже забрали?
Внезапно его осенила одна идея. Он не понимал, почему не вспомнил об этом раньше. Примостившись рядом с Джудит, Хамнет подумал о том, что удастся, возможно, обмануть ангела Смерти, удачно разыграть его, так же, как они с Джудит в детстве разыгрывали окружающих: обмен одеждой заставлял людей поверить, будто мальчик — это девочка, и наоборот. Лица у них были одинаковые. Люди постоянно замечали это, по меньшей мере раз в день. И всего-то надо было, чтобы он повязал платок Джудит или она надела его шапку; тогда они могли сесть за столом, опустив глаза и скрывая улыбки, а их мать, положив руку на плечо Джудит, говорила: «Хамнет, не мог бы ты принести дров?» Или их отец, войдя в комнату и подумав, что видит сына, одетого в курточку, просил его проспрягать один из латинских глаголов, а в итоге видел, как его дочь, давясь от смеха и радуясь удавшейся иллюзии, отбегает к двери и, открыв ее, показывает реального, спрятавшегося за ней сына.
Сумеет ли он повторить их обман, их розыгрыш, только еще один раз? Ему казалось, что сумеет. Ему казалось, что все должно получиться. Он глянул через плечо в темноту коридора за дверью. Там царила бездонная и глухая, полнейшая тьма. «Отвернись, — мысленно приказал он ангелу Смерти, — закрой свои глаза. Хоть на краткий миг».
Просунув руки под Джудит, одну ладонь под спину, а вторую — под ноги, он передвинул ее в сторону, поближе к камину. Она оказалась легче, чем он ожидал; Джудит повернулась на бок, мгновенно выпрямившись и открыв глаза. Нахмурившись, она смотрела, как он занимает продавленное ею место на тюфяке, как приглаживает свои вьющиеся волосы, как натягивает простыню на них обоих до самых подбородков.
Он не сомневался, что теперь они будут выглядеть одинаково. Никто не узнает, кто из них кто. И ангел Смерти так же легко ошибется и заберет вместо сестры его.
Крутясь рядом с ним, Джудит попыталась сесть.
— Нет, — опять прошептала она, — Хамнет, нет.
Он знал, что она сразу поняла его задумку. Как обычно. Она возмущенно мотала головой, но слишком ослабела, чтобы подняться с постели. А Хамнет крепко держал простыню, закрывая их обоих.
Хамнет глубоко вздохнул. Повернув голову, он принялся дышать ей в ухо, пытаясь вдохнуть в нее свои силы, свое здоровье, всего себя. «Ты останешься, — прошептал он, — а я уйду». Он пытался внушить ей свои мысли: «Я хочу, чтобы ты взяла мою жизнь. Она станет твоей. Я отдаю ее тебе».
Они не могли выжить оба: и оба это поняли. Слишком мало воздуха, мало здоровой крови, мало жизненных токов для них двоих. Возможно, их не хватало изначально. И если кому-то из них суждено выжить, то должна выжить сестра. Он хотел этого. Он крепко держал края простыни обеими руками. Он, Хамнет, так решил. Так и будет.
Незадолго до своего второго дня рождения Сюзанна, скрестив ноги, сидела в корзине на полу в бабушкиной гостиной, юбка раскинулась вокруг нее воздушными волнами. В каждой ручке она держала по деревянной ложке и, представляя их веслами, гребла ими со всей возможной быстротой. Она плыла вниз по реке. По быстрому, извилистому потоку. Водоросли струились по течению, сплетая и расплетая свои зеленые плети. Ей нужно было постоянно грести, чтобы оставаться на плаву — если она остановится, то бог знает, что может случиться… Мимо нее проплывали утки и лебеди, вроде бы совершенно спокойные и умиротворенные, но Сюзанна знала, что под водой они неустанно и быстро перебирают своими перепончатыми лапками. Никто, кроме нее, не видел этих водоплавающих птиц. Ни ее мама, она стояла у окна и разбрасывала семена по подоконнику. Ни ее бабушка, она сидела за столом перед своей швейной коробкой. Ни ее отец, она видела лишь пару его ног в темных чулках, которые перемещались от стены к стене. Подошвы его туфель стучали и шаркали по волнам Сюзанниной реки. Его ноги проходили мимо уток, между лебедями, иногда скрываясь в зарослях прибрежного камыша. Девочке хотелось сказать ему, чтобы он был поосторожнее, узнать, умеет ли он плавать. Ей представилась, как голова отца — с такими же темными, как его чулки, волосами — исчезает под буровато-зелеными водами. От этой картины у нее сжалось горло, а глаза защипало от подступивших жгучих слез.