Хамнет

— Агнес, — произнесла Мэри, — ведь вы же согласны поддержать меня, верно? Ведь очевидно, что в этих дурацких планах нет ни малейшего смысла. Он должен остаться здесь, с нами. Ему надо быть дома, когда родится ребенок. Его место рядом с вами, с вашими детьми. Он должен найти себе дело здесь, в Стратфорде. Он не может так просто сбежать. Верно? Агнес?

Агнес подняла голову, и ее лицо на мгновение показалось из-под чепца. Она улыбнулась своей самой загадочной, сводящей с ума улыбкой, и Мэри почувствовала, как у нее екнуло сердце, она поняла, что ошиблась, что Агнес вовсе и не собиралась принимать ее сторону.

— Я не вижу причин, — начала Агнес своим беспечным мелодичным голосом, — удерживать мужа дома против его воли.

Комок ярости подступил к горлу Мэри. Она могла бы со злости ударить эту женщину, невзирая на то что та ждала ребенка. Могла бы взять иголку и воткнуть ее в белую женскую плоть, плоть, которую ее сын ласкал, целовал, сливался с ней, порождая детей. Мэри стало плохо от одной этой мысли, волна отвращения поднялась в ней, когда она представила своего мальчика, своего ребенка в постели с этой колдуньей.

Она издала странный звук, то ли всхлип, то ли вскрик. Бросив на пол рукоделие, Мэри встала и отошла от стола, подальше от своего сына, прошла мимо внучки, сидевшей в корзине около камина, с двумя столовыми ложками в руках.

На пути в коридор от ее внимания не ускользнуло то, что Агнес и ее сын начали смеяться, сначала тихо, потом громче, шикая друг на друга, их шаги простучали по плитам, они явно подошли друг к другу.

* * *

Неделю спустя Агнес под руку с мужем прошли по улицам Стратфорда. Из-за огромного живота она не могла передвигаться быстро; не могла нормально дышать из-за того, что подраставший ребенок занимал в ней все больше и больше места. Она чувствовала, что ради нее муж старается идти медленнее, чувствовала, как его мышцы подрагивают от усилий подавления врожденной потребности напряженного и быстрого движения. Для него это было подобно попытке удержаться от питья, когда умираешь от жажды. Он был готов уйти: это она понимала. Уже завершилась пора подготовки, споров и договоров, написаны нужные письма, упакованы сумки, одежда, которую Мэри лично стирала и перестирывала; она никому не доверила столь ответственного дела. Джон тщательно отслеживал отбор образцов перчаток, а затем паковал, распаковывал и опять паковал их.

И вот момент расставания наступил. Агнес мысленно спрягала глагол: он уходит, он уйдет, он хочет уйти. Она сама способствовала созданию такой возможности; она привела в движение такое развитие событий, точно кукловод, спрятанный за ширмой, осторожно дергала за веревочки своих деревянных актеров, мягко подталкивая их в нужном направлении. Она попросила Бартоломью поговорить с Джоном и потом ждала, когда сам Джон поговорит с ее мужем. Ничего не случилось бы, если бы она не предложила Бартоломью заронить эту идею в голову Джона. Она сама создала этот момент — именно сама, — но, однако, теперь, когда все сложилось как надо, она вдруг осознала, что это полностью противоречило ее собственным желаниям.

Ей хотелось, чтобы он продолжал жить с ней, чтобы они по-прежнему держались друг за друга. Чтобы он был дома, когда она произведет на свет второго малыша. Чтобы они продолжали жить вместе. Хотя ее желания не столь уж важны. Он уходит. И тем не менее она сама, незаметно для других, отсылала его в Лондон. Он несет на спине упакованные вещи. Когда он устроится и найдет жилье, ему отправят остальные коробки с товарами. Его туфли начищены до блеска; швы она пропитала жиром, чтобы защитить их от мокрых лондонских улиц.

Агнес искоса взглянула на мужа. На очертание его профиля, аккуратно подстриженную и нафабренную бородку (она сама вчера вечером наточила бритву на кожаном ремне и побрила смертельно острым лезвием кожу любимого — полное доверие, полное подчинение). Его глаза устремлены в землю: ему не хочется здороваться со знакомыми или задерживаться для разговоров с ними. Он крепко держит ее за руку, напряженно сжав пальцы. Ему не терпится отправиться в путь. Покончить со старой жизнью. Окунуться в полноводные течения нового мира.

Он говорил о кузене, которого навестит в Лондоне, о том, что этот кузен снял для него жилье.

— В доме у реки? — спросила она, уже зная ответ: он рассказывал ей об этом прежде. Казалось важным продолжать сейчас разговор, пусть даже о пустяках. Вокруг них жители Стратфорда. Все смотрят, наблюдают, прислушиваются. Это важно для него, для нее, для всей семьи, для их дела, что они выглядят довольными, что они живут в полном согласии. Что их поведение опровергает ходившие по городу слухи: они не ужились вместе; торговля Джона захирела; он сбегает в Лондон, чтобы избежать позора.

Агнес чуть повыше подняла голову. Нет никакого позора — выразительно показывала ее прямая спина. Нет никаких сложностей в семейной жизни — выразительно показывала ее округлившаяся талия. И в торговле все прекрасно — показывали начищенные до блеска туфли ее мужа.