Хамнет

Внезапно ему стало трудно дышать. Раскаленный, как печь, воздух заполняла мелкая пыль. Его грудь бурно вздымалась, однако вздохнуть ему никак не удавалось. Он пристально смотрел на страницу, вновь и вновь перечитывая послание. Белизна бумаги, казалось, пульсировала, ее яркая чистота вдруг менялась, стиралась и меркла за черными строчками страшных слов. Перед его мысленным взором возникло лицо дочери, она стояла, сцепив руки, не сводя с него печальных глаз. Ему захотелось развязать ворот, сорвать все стесняющие грудь застежки. Он осознал, что надо глотнуть свежего воздуха, быстро выбраться из этой пыльной духоты.

С письмом в руке он бросился к двери и, навалившись всем своим весом, распахнул ее. Глаза его резанула роскошная палитра красок: сияющие лазурные небеса, ядовитая зелень обочины, крона дерева, усыпанного кремовыми цветами, розовое платье молодой женщины, ведущей по дороге каурую лошадку. По бокам кобылы покачивались плетеные корзины. Он сразу заметил, что одна из них значительно тяжелее: она свисала гораздо ниже другой.

Несмотря на отягчавшее сердце бремя, ему захотелось наорать на глупую женщину так же, как он орал на актеров в зале. Но у него не хватало духу. Грудь по-прежнему тяжело вздымалась, а сердце колотилось со странными перебоями. Границы поля его зрения, казалось, сузились и туманно мерцали по краям, бледные цветы дерева виделись ему в мутном жарком мареве.

«Сильна тяжело бальна, — вспомнил он, — не долга уж… асталось».

Ему отчаянно захотелось обрушить свод лазурных небес, сорвать все цветочки с дерева, схватить горящую ветку и прогнать эту розовую девицу вместе с ее лошадью за гребень холма, просто чтобы избавиться от всего, что отвлекало его взгляды и мысли. Как же много миль и дорог между ним и его ребенком, и как мало осталось времени…

Он почувствовал чью-то руку на своем плече, чье-то расплывающееся лицо и другую руку, обхватившую его предплечье. Рядом с ним стояли два его друга, спрашивая:

— Что, что случилось, что случилось?

Один из них, Джон Хеминдж, попытался отобрать у него письмо, разгибая сжатые пальцы, но он не позволил, еще сильнее сжав бумагу. Ему казалось, что если кто-то еще прочтет эти страшные слова, то они могут стать правдой, может случиться то, что они описывали. Он вырвался от друзей, бросился прочь от всех уже столпившихся вокруг актеров, однако вдруг почувствовал, как его колени ударились о жесткую землю, и услышал голос друга, Хеминджа, он читал вслух его письмо. Дружеские руки похлопали его по спине, помогли подняться на ноги. Чей-то голос велел кому-то бежать за лошадью, нанять любую лошадь, добавив, что нужно как можно быстрее отправить его в Стратфорд.

— Живей, — велел Хеминдж тому парню, который недавно кривлялся на краю сцены, — беги и раздобудь лошадь.

Парень побежал по дороге, взлетавшая из-под каблуков пыль клубилась за его спиной вокруг юбок костюма — аляповатого наряда из парчи и бархата, представлявшего парня в роли женщины.

* * *

Вторая беременность Агнес подходила к концу, и Мэри стала на редкость бдительной. Она не оставляла Агнес надолго одну. Она уже заметила, как невероятно вырос живот невестки. Заметила и то, как Агнес спрятала под столом мешок, куда сложила салфетки, ножницы, веревку и свертки с какими-то травами и сухой корой. Ее внешний вид вызывал изумление, казалось, что под платьем она прятала огромные тыквы.

— Не знаю, как она еще умудряется ходить, — пробурчал Джон однажды вечером, когда они уже лежали в постели, за плотными занавесами балдахина, — как она умудряется на ногах-то стоять?

Мэри не спускала с нее глаз и наказывала то же самое Элизе и служанкам. Она решительно не желала, чтобы этот внук — мальчик, как они надеялись, — родился где-то под кустом, как бедняжка Сюзанна. Правда, утешала она себя, тогда мы еще не понимали всей чудаковатости ее натуры.

— Если она вдруг попросит вас присмотреть за Сюзанной или вы увидите, как она взяла из-под стола свой мешок, сразу дайте мне знать, — шептала она служанке, — немедленно. Поняла меня?

Девушка кивнула, вытаращив глаза.

* * *