Хамсин

— Интересно, — сказал Чезаре, — продолжай.

— Итак, его везли из центра Рима. А раз так, на дорогу ушло не меньше сорока минут, скорее всего час. В общей сложности он был в холодильнике часа полтора; если бы было больше, он бы точно замерз до смерти. Что получается? Что его везли действительно из центра Рима, правда?

— Да, пока все верно, — согласился синьор Альфани.

— Теперь посмотрите на карту, — сказал Лионелло, развертывая на столе карту Рима с пригородами. — Чтобы попасть в пространство между двумя лесопосадками, он должен был ехать по Виа делла Джустиниани, правда? Там, к северу от нашего дома, есть разрыв в лесопосадке. Из центра Рима в нашу сторону ведет Виа Трионфале. А теперь давайте посмотрим, откуда он мог выезжать на Виа Трионфале. На некоторые узкие улочки рефрижераторы и фургоны не пускают. Они все едут через улицу Андреа Дориа. А там, в этой части Рима, гостиниц много. Больше всего гостиниц вокруг Ватикана, не так ли…

— Насколько я знаю, да, — призналась Мария. — Все это замечательно. Но что нам это дает?

— Нам это дает то, что его, скорее всего, похитили из гостиницы в районе улицы Дориа и сунули в рефрижератор, чтоб он в нем и помер.

— Это и так ясно, — пожал плечами Чезаре.

— Это ясно, но тогда получается, что им занималась не мафия. Мафия не будет красть человека из дорогой гостиницы, увозить его в рефрижераторе в предместье и замораживать до смерти. Наоборот, мафия всегда хочет, чтобы убийство было своего рода уроком, чтоб о нем узнало как можно больше людей. Ведь это предупреждение другим информаторам! А тут все наоборот: некто хочет, чтобы убийство произошло шито-крыто и чтобы никто не узнал имя убитого!

— Ну, и какой вывод из всего этого следует? — тихо спросила Сильвия.

— Тот, который не в нашу пользу.

— То есть?

— Хотите верьте, хотите нет, но, по-моему, мы сделали страшную ошибку. Мы спасаем агента, за которым охотится чья-то разведка. А это опаснее. Мафия — штука страшная, спору нет. Но шпионы — страшнее.

22

Капитан Марини вернулся к пяти часам вечера. Закончив проверку готовности роты к быстрому реагированию, он на всякий случай заехал к своему приятелю, который был связным между штабом корпуса карабинеров и центральным комиссариатом полиции. Выпив с ним пару чашек чая, он попросил приятеля выяснить, не было ли какого-либо сообщения об исчезновении в Риме иностранца.

— Кто об этом думает в Рождество? — рассмеялся тот. — Половина иностранцев сейчас всерьез занята нашими девочками. Можно сказать, что всех этих иностранцев, которые, кстати, приезжают на Рождество не к папе в Ватикан, а развлечься с римскими шлюшками в праздники, можно считать временно пропавшими.

— Да, это верно, — согласился Марини. — Но если какая-то информация появится, позвони.

— А что тебя вдруг заинтересовали иностранцы?

— Одна из моих знакомых разыскивает парня, который должен был с ней встретиться на Рождество, а потом исчез.

— Понятно. Нашел что-нибудь получше! Нередкий случай.

Когда капитан сообщил домашним об этом разговоре, Чезаре заметил:

— Ну, рано или поздно исчезновение иностранца заметят… Кстати, Гвидо, полицейский комиссар ждет тебя завтра в час дня. У себя дома.

— Это далеко?

— Минут сорок езды от нашего дома. В Пишиарелли. Там у него большой дом с садом.

— Кто бы сомневался! — ухмыльнулся Альфани.

Чезаре посмотрел на него осуждающе.

— Комиссар Росполи — порядочный человек. Это все знают!

— Кто бы сомневался… — повторил Альфани.

Его опыт общения с полицейскими комиссарами в Венеции, где он родился и прожил чуть ли не половину своей жизни, был довольно мрачным: ему часто приходилось давать им взятки, чтобы они оставили его в покое и позволили спокойно заниматься бизнесом. В итоге он с трудом сводил концы с концами, особенно в первые послевоенные годы. Ему к тому же часто напоминали о том, что он был многие годы коммунистом, а это стало в Италии «не модно».

Карла только начала готовить поздний праздничный обед, как в кухню заглянула Роберта. Она позвала тетку, а потом сделала ей жест выйти в общую гостиную.

Карла пожала плечами, уменьшила огонь на плите и пошла за Робертой.

— Что-то случилось? — спросила она. Та усмехнулась:

— На мой взгляд, да.

— Что?

— Я поднялась в мансарду, чтобы узнать, как дела с этим мужчиной. Дверь была, как ни странно, заперта. Но у меня есть второй ключ. Я открываю дверь, и что я вижу? Симона лежит на постели голая, обнимая этого типа. Полотенца на бедрах у него нет… Оба спят, и оба похрапывают. На нее, видимо, так подействовал рассказ ее сына о том, как немцы разогревали обмороженных.

Карла прижала руки к вискам:

— Пресвятая Дева Мария! Господи, спаси и помилуй! Свекровь моей дочери! Боже, что делать?

— Я хотела тебя спросить об этом. Самое страшное — вдруг Гвидо захочет сейчас поцеловать свою маму? Ты ведь знаешь, как он нежен с ней! Я закрыла дверь мансарды на ключ, но там такая дверь, что она откроется от прикосновения.

— О, святые угодники! О, Боже…

— Так что делать?