Хамсин

Разговоры не получались. Слишком много стояло обид. Они подпирали все ее стены, толпились в коридоре и выходили к завтраку в мятых пижамных штанах, которым не мешало бы устроить замачивание. Они болтали без умолку, неаккуратно ели орехи. Она им постоянно прикрикивала: «Молчать!».

Обиды обрастали лишним весом и размножались. Валялись в обуви на ее кровати, и ей было тесно спать. Они хорошо одевались, отдавая предпочтение вельветовым пиджакам с кожаными вставками на локтях. Обиды были дерзкими, наглыми и с плохими манерами. Она спотыкалась об их костлявые ноги и страдала, когда они громко смотрели футбол. Они пили пиво, сорили фисташками и дышали перегаром. А когда они пригвоздили к постели, навязывая депрессию, – она решила продолжить от них избавляться. И возобновила прощение себя… Долгое, упорное, утомительное…

…А когда уставала либо заходила в тупик – прощала мир. Землю – за располневшую талию. Дождь – за то, что ни разу не дошел к пустыни Атакама в Перу и за то, что заливает гору Вай Але Але на Гавайях. Молнию – за то, что нагревает воздух до тридцати тысяч градусов. Планету – за то, что когда-то была фиолетовой. Мертвое море, падающее с каждым годом все ниже и ниже. Единственное, она не знала, как простить своего Лебедева.

Только приближалась вплотную к его измене – терзалась от замкнутого вопроса:

– Как он мог?

Изнутри тут же появлялся звонкий ответ:

– А как ты могла?

Она еще не до конца понимала, о чем речь…