Ханморская Древучесть

– Уф, – облегченно выдохнула древока и, отдышавшись, полезла на вершину холма, где прятался в сор-траве покосившийся дом. В отличие от аккуратных домов других древоков, ее собственный давно утратил белизну, скособочился и густо оброс вьющимися цветами. Зато в цветах буканожки настроили целый миниатюрный город. У крыльца Душаня замедлила шаг и настороженно осмотрела строения буканожек, покачивающиеся на ветру. Почти незаметные домики, башенки, мостики, облепившие траву и цветы, в этот ранний час безмолвствовали.

– Уф, – еще раз выдохнула древока, – успела.

Чрезмерная забота буканожек с их назойливым жужжанием могла привлечь внимание теток-древоков. Если тетки узнают, что сегодня ночью Душаня снова бегала в лес, они сразу поймут, в чем дело, и начнется. Еще и наказание выдумают. Нет, спасибо, обойдусь. Душаня аккуратно обогнула буканожичье поселение, перепрыгнула скрипучую доску крыльца и заползла по неровно сколоченной лестнице на крышу. Все-таки на редкость удачно начался день: никаких неожиданных встреч, придирок и разбирательств, как в прошлый раз. Душаня довольно улыбнулась, развалилась на солнце и мгновенно уснула.

Сон разлетелся от первых звуков пробудившегося Древок-селения: чавканья шестилапых ангучей на выпасе, грохота ведер и перестука древесных лап жителей по улице к колодцу. Чуть вдалеке раздался скрип открывшейся двери. Где-то зазвенела посуда. Потянуло запахами жарящихся лепешек. Из одного домика выскочила низенькая древока, обматывая растрепавшиеся косы платком, закричала:

– Брянка, Брянка! Одолжи горшок, свой разбила.

Из соседнего дома откликнулась Брянка:

– Жди, Соечка. Найду скоренько.

Дородная Брянка, несмотря на это «скоренько», выплыла с горшком неторопливо и со скрипом оперлась на забор. Ее резковатые узоры на древесной коже, словно вырезанные ножом неведомого мастера, уже сложились в осуждающий рисунок. Все закругленные узоры Соечки суетливо заметались, пока не подобрались в удивленно-волнительное выражение. Брянка передала горшок и замолчала на добрую минуту.

– Что же? – не выдержала Соечка.

Брянка еще сильнее навалилась на забор, наверное, хотела сказать что-то по секрету. Соечка подставила ухо, и подруга гаркнула:

– Нет, ты представь: наша-то чудинка ночью пела.

Соечка схватилась за грудь:

– Да ты что?! Мож, со сна тебе привиделось, Брянка? Сколько уж мы ее наказывали!

– Привидится такое, скажешь тоже. Вот говорю тебе: она эту гадость назло делает. И не спорь, Соечка. Раз под ивой нашли, значит, такой вот поганый характер, хоть выпалывай, хоть не выпалывай.

– Тсс, ты чего раскричалась. Услышит кто, – шикнула на нее Соечка. Оглядела ближайшие дворы и, на всякий случай дом на холме, но никого, кто мог бы заинтересоваться их разговором, не увидела.

Растрепанная ото сна Душаня сидела на крыше за трубой, обхватив колени руками. Вот уж повезло так повезло слушать очередную белиберду в свой адрес.

Брянка вслед за Соечкой прислушалась к соседям, а затем горячо затараторила:

– А чего? Гляди, как она выкобенивается: и в дом заброшенный удрала, а в прошлом году еще и пришлых напустила, да кого – бродяг-буканожек! Воркует, жужжит с ними – я сама слышала. Может, она совсем того… чуднула окончательно. Но главное, – тут Брянка встопорщилась, и ее узоры вытянулись в большой возмущенный знак, – она же поет Песню!

Соечка огорченно вздохнула:

– Может, после Посвящения исправится?

– Пф, все надеешься, что в ней что-то хорошее проявится. Хе, она же и-во-вая, – покрутила у виска Брянка.

– Мы не знаем, – задергалась Соечка, будто от разговоров про иву у нее начинало везде чесаться. – В корнях-то Душаня лежала слишком большой для младенца. Она не росла под ивой, ее туда кто-то положил.

– Ой, ты все о своем. И кто у нас на краю Мира вдруг завелся, чтобы младенцев-переростков подкидывать? – подбоченилась Брянка, приготовившись сражаться.

Было видно, что спор о Душане – дело привычное, и у каждой в арсенале неубиваемые доводы.

– Покрываешь ее, позволила одной жить. А я вот говорю тебе: ни одна древока не пожелает своему ребенку судьбы ивы. И даже такая мать, что бросила нашу чудинку, не стала бы совать ее под это темное дерево. Родилась она такая, и все тут. Помяни мое слово, Посвящение покажет, что ивовая Душаня, и по темному пути ей шагать.

Тут из дома Соечки донеслись крик и шлепок. Тетка всплеснула руками и кинулась в дом. Брянка грозно осмотрела холм, виднеющуюся из травы крышу и, не увидев притихшую за трубой Душаню, ушла к себе.

Душаня захлебнулась воздухом, закашлялась. Посвящение! И как она о нем забыла. Уже сегодня. Жуть: толпа древоков, вечно косящихся в ее сторону, настороженных и недовольных. И ей ли праздновать то, что она станет одной из них? Что может изменить глупое Посвящение? Древоки всегда будут отдельно, и всё потому, что у нее Песня. Песня в Древок-селении под запретом, и под запретом оказалась Душаня. Она поежилась и посмотрела на небо: если б можно было улететь прямо сейчас, как стаи пурушат, она, не задумываясь, взмыла бы ввысь.