Ханморская Древучесть

Над краем крыши показались осторожные черные усики. Много-много пар. Они повертелись во все стороны, пока не сошлись в одном направлении – к белой древоке. Душаня моргнула, небо ослабило хватку – древока выпала из него обратно на крышу и уставилась на усики.

– Все в порядке. Правда, – ответила она шепотом. – Выползайте.

Буканожки с жужжанием облепили Душанины руки, плечи, ноги, голову красными шариками.

– Да, ночью пела. Я же нечаянно, – улыбнулась им древока.

– Жжж-жж-жж, – возмутились буканожки и спросили, – жжжж?

– Ага, видела теток. Брянка бушует, – пожала плечами Душаня, – наверное, еще кто-то слышал, но что я могу поделать? Если бы я могла не выпускать Песню, я бы не выпускала. Но она же бьется в горле и обжигается. Как не выпустить – сама ведь сгорю.

В ответ раздался сочувствующий вжик.

– После Посвящения? Думаете? – нахмурилась Душаня.

– Жжж!

Душаня просветлела и поползла с крыши в дом. Может, и правда, все будет в порядке, как нажужжали буканожки.

В доме манила к себе высокая кровать в углу, где каждый матрац в башне из матрацев до самого потолка обещал провал в глубочайший из снов. Тяжело ей давалась борьба с Песней. Душаня силой воли заставила себя отвернуться, не спеша растопить печку и медленно поставить чайник. С веревки над печкой стянула полотняный мешочек с сушеной смородиной и долго ссыпала ломкую горсть в кипящую воду.

– Кее! Куке! – раздалось нетерпеливое за дверью.

Душаня радостно хмыкнула и, сдунув оставшиеся кусочки листьев в кипяток, бросилась открывать.

Все шесть мускулистых и пушистых ног ангучи разом обрушились на древоку.

– Золотинка! – почти строго выпалила Душаня, отбиваясь от настойчивых попыток ангучи вылизать ее лицо. – Ну, Золотинкаааа же, – засмеялась древока и обняла ее за шею.

Ангуча рывком подняла древоку на ноги и ткнулась мордой в ее белую шерсть.

– Ты что, опять сбежала с выпаса?

– Ке, – ответила Золотинка и, повертевшись вокруг себя, недовольно добавила, мотнув коротким хвостом, – куууу.

– А, по-моему, ангучи очень красивые, – Душаня провела рукой по медовым завиткам ангучиной шерсти. – Вполне может быть, что ты не станешь такой же огромной, как твоя мама.

Душаня задумалась и добавила:

– Вообще-то, если честно, я тоже не хочу быть древокой. Только вот пока не придумала, как это устроить. Но все-таки зря ты не ешь траву.

– Кееее, – закекала ангуча, подталкивая носом Душаню на выход.

– Ладно-ладно, молчу. Все ушли? Уже? Сейчас, ведро только возьму.

Из закутка раздался грохот ведра, покатился медный таз, свалилась лопата.

– Я готова. Тихо, – прошептала Душаня.

Древок-селение опустело: похоже, что все и правда ушли на Посвящение и, кажется, про Душаню забыли. Притаившись в зарослях сор-травы, древока с ангучей разглядывали лежащее перед ними селение. Никого. Внизу под холмом замерла тишина. Душаня с Золотинкой переглянулись и, вскочив, с хохотом и кеканьем бросились наперегонки вниз с холма и дальше по улице между домами. За ними следом весело неслись пыль главной улицы, утренние запахи лепешек и жужжание пчел.

Хотя… нет, ушли не все.

Впереди, под круглыми, прохладными камнями колодца, в сырой траве играла орава мальков-древоков. Душаня мотнула головой и спряталась за упавшими на лицо прядями. Дети побросали свои игры и, вытянувшись, теперь внимательно следили за ней. В тишине противно бзинькнула кем-то прихлопнутая муха, у кого-то упала игрушка.

– Беги, Золотинка, – шепнула Душаня ангуче, нервно переступавшей рядом всеми шестью лапами.

– Слышали? – гоготнул мальчишка. – С ангучей говорит!

Компания взорвалась смехом.

– С ангучей! Они же не разговаривают.

– Она еще и с буканожками болтает, ой, не могу!

– Чудинка, лохмы заплети.

– Она сегодня Песню пела!

– Я тоже слышала.

– Песню…

– Песню…

Первый камень ударил неожиданно, сбоку. Ангуча жалобно заблеяла и умчалась за дома. Душаня скрипнула зубами, вцепилась в дужку ведра и отчаянно двинулась к колодцу. Дети вскочили и принялись швыряться мелкими камнями и песком. Но Душаня, наклонив голову как можно ниже, продолжала идти. Дети завизжали и кинулись врассыпную, напоследок покидав в нее словами пообиднее.

Подойдя к колодцу, Душаня привязала ведро к веревке и изо всех сил швырнула его в воду. Ведро жалобно зазвенело о камни, раздался негромкий всплеск, и веревка натянулась. Древока вдруг пожалела ведро, вытащила его на край колодца, прижалась щекой к запотевшему краю.

– Чевой это ты с ведром вздумала обниматься?

Густой голос Зии напугал ее. Так вот кого оставили присматривать за мальками, которые до Посвящения еще не доросли. Душаня вздохнула и повернулась к Зие. Эта так быстро не отстанет. Зия выжидательно смотрела на нее и, уперев руки в крутые бока, продолжила:

– Ой, ну что же ты все молчишь, чудинка нечесаная. А ну-ка поди сюда, косы заплету. Брянка с Соечкой даже вдвоем с тобой управиться не могут. Вот я уж за тебя бы взялась. Погоди, – вдруг дошло до Зии, – а почему ты не на Посвящении? Возраст самое оно.

Душаня сделала шаг назад. Из ведра на ноги плескануло ледяной водой, и древока подскочила на месте.

Зия прищурилась и ухватила Душаню за руку.