Ханна Грин и ее невыносимо обыденное существование

Знакомый ушел домой пораньше, потому что утром у него намечалась важная деловая встреча (после катаклизмов самоопределения жизнь очень быстро приходит в норму), и Кристен решила посидеть с айпадом в гостиничном баре, ответить на мейлы друзей и знакомых. Только у нее ничего не получилось. Несколько сообщений в личной папке «входящие» оставались без ответа вот уже несколько недель. С ней пытались связаться подруги, бывшие коллеги в Штатах и, конечно же, двоюродная сестра.

Кристен отгораживалась от этих мейлов, от их вопросов и обвинений, точно так же как отгораживалась от всего нового, раз за разом предлагая поужинать в «Белла маре». Как отгораживалась от мира за камином в гостиничном баре, да и в самой гостинице.

Она отгораживалась от чувства вины, глодавшего ее ежечасно. Супружеская измена сродни автомобильной аварии, когда въезжаешь в машину партнера. Неважно, быстро или медленно едешь, штрафные пункты записывают тебе, а вдобавок оказывается, что все неполадки, огрехи и прочие неприятности в отношениях, даже те, что случились много лет назад, – тоже твоя вина. К этому добавилось еще и чувство вины за недавний скомканный разговор с дочерью, но сейчас Кристен не могла об этом думать и тоже задвинула его куда подальше.

Однако же было и еще кое-что.

Первые пугающие намеки заключались в том, что человек, который весь вечер говорил с ней в основном о работе, может быть, и был острым инструментом, вспоровшим швы предыдущей истории, вот только он вряд ли был тем, кто помог бы Кристен создать какую-то новую, годную замену. Он был следствием, а не причиной. Кристен вконец извелась после долгих месяцев внутренней борьбы с собой – «если не сейчас, то когда?», – и у нее просто не оставалось сил для принятия окончательного решения – «если не это, то что же?».

Во всяком случае, не сегодня.

Подошла официантка – узнать, не нужно ли чего, и, к облегчению Кристен, сбила ее с мысли, прежде чем мысль успела сформироваться.

Она заказала горячий шоколад – в Лондоне было очень, очень холодно – и сделала еще одну попытку ответить на мейл Джилл, своей двоюродной сестры.

Вместо этого она задумалась о картине, которая висела в доме, где Кристен уже давно не была. В доме, который когда-то был ее домом, в Санта-Крузе.

Картина, неплохая акварель с изображением Биг-Сура, написанная художником из Кармеля, стоила всего триста долларов (вместе с багетом), и Стив купил ее полтора года назад. Эта значительная, но вполне приемлемая сумма не заслуживала той страстной отповеди, которой разразилась Кристен, узнав о покупке. Стив редко покупал что-то для себя. В сущности, он даже спросил разрешения у жены (ну, или дал ей понять о своих намерениях, чтобы адвокат противной стороны мог высказаться), и она не возразила.

Почему же тогда она отнеслась к картине с таким пренебрежением: мол, какая разница, где ее повесить? Откуда взялось это равнодушие?

А потом, спустя несколько недель после приобретения картины, пока Стив укладывал спать Ханну, Кристен с бокалом сидела во дворе и разглядывала заднюю стену дома, в котором они прожили семь лет. И тут ее внезапно осенило, будто ответ на мучивший ее вопрос упал с ясного неба.

Биг-Сур многие годы был местом их мечты. Они ездили туда каждый год, на выходные. Вместе с Ханной бродили по горам, смотрели, как она играет на берегах быстрых ручьев и на продуваемых ветром пляжах. Биг-Сур укоренился в воображении и самой Ханны, и ее родителей.

Они часто говорили о Биг-Суре, и само собой подразумевалось, что, когда (не если) Стив напишет сценарий для популярного телесериала и заработает много денег, они купят ветхий домик на вершине лесистого утеса над безбрежным тихоокеанским простором. Отремонтируют новое жилище, но сохранят его старинную прелесть. Соорудят башню из местного камня, как сделал Робинсон Джефферс, и в ней Стив будет сочинять новые сценарии. А долгими вечерами будут разжигать камин и нежиться на мягких подушках у огня, завернувшись в домотканые одеяла, потягивая местное вино и размышляя о прекрасном. Только вот…

Кристен больше не мечтала о Биг-Суре.

И не потому, что мысль о домике была неприятна. Она больше не прельщала, хотя и не прискучила. Она просто не вызывала никаких эмоций. И это было очень странно. Как если бы с тоской смотреть из-за забора на опушку леса, представляя, как в один прекрасный день распахнешь калитку и по извилистой тропке отправишься в долгожданное путешествие, а потом обнаружить, что манящий пейзаж – всего лишь декорация, за которой ничего нет: ни тропы, ни путешествий, ни приключений.

А потом осознать, что тебе все равно. И не чувствовать горечи утраты. Просто пожать плечами и отвернуться.

Кристен видела, как муж сбегает по внутренней лестнице, как его голова мелькает за маленькими круглыми окошками в стене. Он вошел в кухню, налил себе бокал вина – местного, но не самого лучшего (в то время они экономили). Кристен знала, что он посидит там какое-то время, отвечая на мейлы, а потом выйдет к ней во двор.