Ханна Грин и ее невыносимо обыденное существование

Ханна уже не в первый раз отправлялась в дальний полет. Она дважды побывала на Гавайях, а однажды, совсем маленькой, слетала с родителями в Париж, который во Франции. Но этот рейс казался бесконечным, как будто время остановилось передохнуть и, взглянув на свою жизнь, осознало, что устало от постоянного бега вперед, и теперь решило замереть навечно.

Дедушка с Дьяволом погрузились в разговор, причем на каком-то неизвестном Ханне языке. Наверное, они говорили по-немецки. В конце концов ей даже захотелось, чтобы гриб сидел рядом с ней, а не на багажной полке, ведь тогда с ним можно было бы поболтать. Тут дверца багажной полки снова хлопнула, из нее вывалилась чья-то сумка и упала прямо на поднос с едой перед пассажиром в соседнем ряду, так что беднягу обрызгало с головы до ног, а Ханна сообразила, что с бесом лучше не связываться.

Наконец самолет приземлился. Они высадились и попали в здание аэровокзала, где было холодно, темно и сплошной бетон. Они снова прошли паспортный контроль, только немного иначе. Дьявол шел первым, а Ханна и ее отсутствующий паспорт так никого и не заинтересовали. Багажа у них не было, только небольшая сумка – ручная кладь, – поэтому они сразу вышли в зал, а оттуда на улицу.

Ханна громко ахнула. На улице был не просто холод, а нечто… нечто невероятное. Дороги обледенели, а ветер резал как ножом.

– О господи!.. – поеживаясь, вздохнул дедушка.

Дьявол мрачно зыркнул на него, и дедушка пожал плечами:

– Это просто междометие.

Все здания как будто построили для того, чтобы ты чувствовал себя маленьким и несчастным. И это срабатывало. Редкие прохожие брели по дороге, кутаясь в толстые пальто и нахлобучив огромные меховые шапки, и, похоже, предпочитали умереть по собственному желанию. От стужи делалось пусто, страшно и грустно. Ветроцап полиловел с угрожающей быстротой, а его зубы стучали так громко, что у Ханны заболели челюсти.

Дедушка с Дьяволом отошли к обочине взять такси, а Ханна осталась дрожать с грибом.

– А зачем мы в Сибири? – спросила она.

– Без понятия, – сказал он.

Переночевали они в бетонной гостинице по соседству. По местным стандартам она была не очень уродливой. От ее вида не становилось плохо, просто казалось, что ее проектировал человек, который в принципе не любит зданий и старается внушить это чувство окружающим.

От усталости Ханна еле держалась на ногах, но дедушка заставил ее спуститься в ресторан на ужин, потому что это якобы поможет ей привыкнуть к смене часовых поясов. Дьявол и бес ужинать не пошли.

Ханна с дедушкой сидели в огромном пустом зале и ели что-то похожее одновременно на суп и на жаркое, приготовленное из свеклы и других не очень понятных вещей. Как ни странно, было вкусно.

– А почему город такой усталый и сломленный?

– Потому что он – эксперимент, – ответил дедушка. – Который не удался. Но идея была замечательная.

В его голосе слышались завистливые нотки.

– Ты здесь раньше был?

– Я бывал в похожих местах. Давным-давно. Некоторые пытались сделать очень интересную вещь, но… – Он осекся.

– Что?

– Повсюду, где есть добрые люди, обязательно найдутся и злые, – сказал дедушка. – Мир тяжел на подъем. Если он не хочет двигаться туда, куда его зовешь, то в конце концов мечта умирает. А ей на замену приходит нечто скудное и иссохшее. В таких обстоятельствах люди показывают себя не с лучшей стороны.

– И в этом виноват он?

Дедушка посмотрел на нее:

– Кто?

– Ну он. Тот, кто остался в номере. Человек, который называет себя Дьяволом.

– Мы такие, какие есть, и существуют вещи, которые определяют наше поведение. Можно лишь надеяться на уравновешенность, а она возникает тогда, когда сделан правильный выбор. У индейцев чероки есть одна притча, может, ты ее слышала. Про двух волков.

Ханна помотала головой.

– Там старик объясняет внуку, что в человеке всю жизнь идет свара двух волков. Один волк – плохой, он полон злобы, сожалений, зависти и тоски. А второй – хороший, и в его сердце живут доброта, надежда и сочувствие. Даже радость. Тогда внук спрашивает, какой из волков в конце концов победит. Старик внимательно смотрит на него и отвечает: «Тот, которого будешь кормить».

Поразмыслив, Ханна сказала:

– Не понимаю.

– Да, – печально вздохнул дедушка. – Этого почти никто не понимает.

– А тебе правда двести пятьдесят лет?

– Нет, я гораздо старше, – с неожиданной бодростью ответил он, обрадовавшись смене темы. – Мне было почти семьдесят, когда я начал строить машину. Хотя, конечно, я себе льщу, когда думаю, что выгляжу всего на триста.

– А как это – быть таким старым?

– Не умирать – хорошо, но лучше бы он пришел ко мне в мастерскую, когда мне было, скажем, лет тридцать. Но тогда, наверное, мне не хватило бы опыта построить машину.

– А зачем мы здесь?

– Он хочет, чтобы я попробовал выяснить, отчего машина не работает как положено.

– А что она вообще делает?