За свою жизнь я встретил лишь одного пацифиста, который меня поразил, но не убедил. Несколько лет назад я проводил говение для студентов Оксфордского университета, и после первой же беседы ко мне подошел молодой человек и сказал: «Можно мне уйти, потому что вы не христианин?» Я ответил: «Конечно, вы можете уйти, но прежде вы должны мне сказать, в чем я не христианин, потому что у меня тоже есть право спастись благодаря вашему более глубокому опыту». Он сказал: «Вы не пацифист». Я согласился: «Да, я не пацифист, а вы?» – «Я пацифист». Тогда я спросил его, что бы он сделал, если бы вошел в комнату и увидел, что какой-то бандит собирается изнасиловать его невесту. Он ответил: «Я бы обратился к нему и попытался убедить его, чтобы он этого не делал». Я сказал: «Предположим, что, пока вы произносите свою речь, он продолжает. Что вы сделаете?» Он ответил: «Я встану на колени и буду молить Бога предотвратить это». – «А если ничего не произойдет, и этот негодяй изнасилует у вас на глазах вашу невесту и спокойно уйдет?» – «Я буду молить Бога, повелевшего из тьмы воссиять свету, чтобы Он повелел добру воссиять из зла». Мой ответ был таков: «Будь я вашей невестой, я бы поискал себе другого жениха». Знаете, мне кажется, что такой пацифизм, который состоит в том, чтобы чего-то
– Помните, в Евангелии есть отрывок, где говорится, что наша справедливость или наша праведность – некоторые слова очень трудно перевести на любой из современных языков – должна превзойти праведность книжников и фарисеев, которые рассуждают с точки зрения распределительной или наделяющей справедливости, награды и наказания. Что меня поражает в Боге вообще и в Писании в частности – это то, что Господь просто говорит: «Я призвал вас в эту жизнь и дал вам свободу быть такими, как вы хотите. Я принимаю вас такими, какие вы есть, теми, кто вы есть, со всеми вытекающими отсюда последствиями». И я убежден, что наше отношение к справедливости должно быть шире, нежели просто воздаяние или возмездие. Справедливость должна начинаться с признания того, что стоящий передо мной человек имеет право быть собой. В этом может быть трагедия для него и для меня, но с этого надо начинать. Следующим шагом вполне может быть попытка помочь этому человеку стать лучше или стать более настоящим, а не поверхностным, вспыльчивым и колючим, но начинать надо не с предвзятого суждения о том, каким человек должен быть и что я таки заставлю его таким стать! Я не хочу сказать, что мы, например, не должны предавать людей в руки правосудия, я имею в виду, что мы должны быть очень осторожны, чтобы не отвечать ненавистью и отвержением на человеческую трагедию и человеческое зло.
– Любовь может быть неверно направленной, то есть человек может умереть за то, что неправильно с точки зрения Бога или другого человека. Но если он отдал свою жизнь во имя любви, из преданности делу, которое больше него самого, он на правильном пути. Я имею в виду нечто совершенно конкретное. Знаете, я уже говорил, что воевал – потому что меня призвали на фронт, но также и по убеждению. Я бы пошел воевать, даже если бы меня не призвали, и даже если бы я не был врачом, и даже если бы мне пришлось взять в руки оружие. Признаюсь вам в этом. Я помню, когда мы были на передовой, принесли двух солдат – немцев, изрешеченных пулями, – и поскольку я говорю по-немецки, меня попросили сказать им несколько слов перед смертью. Я подошел к одному из них – что можно сказать в таком случае? Чтобы с чего-то начать, я спросил: «Вам очень больно?» Он открыл глаза, уже затуманенные приближением смерти, и ответил: «Я не чувствую боли. Мы вас бьем». Я не поддерживаю ту сторону, за которую он сражался, но этот солдат всю свою верность и все свое сердце посвятил делу и таким образом стал более достойным человеком, чем трус, который прячется от всего. Это не оправдание его дела, но это может стать оправданием его самого.
Мне кажется, что суд Божий – это суд Божий, и в Судный день, когда жертвы предстанут перед Богом, зная, что и они грешны, что и они не вполне чисты, что и они в большей или меньшей степени не свободны от зла, они не смогут осудить своих мучителей, если найдут в себе достаточно великодушия сказать:
«Прости, потому что теперь, стоя перед лицом воплощенной Любви, распятой и воскресшей, я понимаю, что прощение – это единственный ответ злу, что не прощать – значит вечно множить зло, и ничего больше».