Харассмент

У Инги даже дыхание перехватило от всего того, что ей хотелось сказать: ты бесчувственная скотина, эгоист, у тебя эмоциональный интеллект как у веника, ты вечно хвастаешься своим дурацким дорогим вином, ты трус, никто не смеется над твоими шутками, ты ничего про меня не знаешь, ты никого не любишь, кроме себя, ты ничтожный, отвратительный, ты скулишь, когда я бью тебя плеткой. У Инги даже округлились глаза, когда она представила, как сейчас все это выпалит, и она вздохнула поглубже, но в самый последний момент вдруг передумала – не из милосердия, а потому что верх взял инстинкт самосохранения. Илья и так был зол, и Инга не желала проверять, на что он способен, если она заденет его сильнее.

Она глотнула «Лонг-Айленд» – в нем бряцнули кубики льда – и сказала:

– Я не собираюсь это обсуждать. Если бы ты не предложил переехать в Париж, я бы, наверное, сейчас не решилась, но теперь, когда ты и так скоро уедешь, я не вижу смысла продолжать отношения.

Илья залпом выпил «Олд фэшн» и резко встал, сдернув пиджак со спинки стула.

– Я надеюсь, на работу это никак не повлияет, – поспешно, вдогонку сказала Инга.

– Ну да, – хохотнул Илья. – Ну да.

Он стремительно вышел, а Инга отметила про себя, что сейчас он впервые не расплатился по счету. Впрочем, она его не винила.

Она достала телефон и написала Максиму.

«Ну и как это было?» – спросил он.

«Да не очень. Он решил, что я ему изменяю».

«А ты что?»

«Сказала нет».

«Умничка. Только начальника с уязвленным самолюбием тебе не хватало».

«Мне показалось, он и так чересчур уязвлен. Боюсь, что будет мне мстить как-то».

«Да ладно тебе, дай мужику время. Ну не изверг же он. Люди расстаются. Сейчас поненавидит тебя и успокоится».

Инга надеялась, что именно так и будет, но на душе у нее было тревожно.

Проснувшись на следующее утро, Инга мысленно обыскала себя, чтобы найти радость от свершившегося избавления. Никакой радости не было и в помине. В детстве отец всегда говорил ей, что утро вечера мудренее, и Инга не верила: она считала, что это фальшивое утешение для детей, которых не принимают всерьез. Однако со временем она действительно стала замечать, что на следующий день настроение выправляется и вчерашняя проблема не кажется смертельной. Это правило не подводило ее многие годы – до сегодняшнего дня, и теперь Инга чувствовала себя обманутой.

Тянущее чувство в животе, с которым она проснулась вчера, снова было на месте. Инга хотела поваляться немного в кровати и этим перехитрить организм – мол, нечего паниковать, я лежу и расслабляюсь, но внутри у нее словно сидела сжатая пружина, готовая вот-вот выстрелить. Пока этого не случилось, Инга поскорее встала и занялась обычными утренними делами, чтобы отвлечься.

Она увидела сообщение от Антона, отправленное ночью. Он спрашивал, когда они увидятся, и жаловался, что ужасно соскучился. Инга отложила телефон, ничего не ответив. Она думала, что когда произнесет перед Ильей волшебные слова «мы расстаемся», то накормит свою совесть досыта и та наконец-то замолчит, а оказалось наоборот: к чувству вины теперь примешивался страх, похожий на звон в ушах, незаметный, но назойливый. Инга боялась того, что ждет ее сегодня на работе. Ей совсем не понравился вчерашний разговор. Она и раньше его опасалась, но воображение рисовало ей бесформенное нечто, и это нечто хоть и давило своей массой, но как бы размазывалось по Инге целиком, нигде особенно не концентрируясь. Когда разговор состоялся и оказался в самом деле безобразен, это нечто приобрело форму, вылепилось, и страх тоже будто заострился и теперь бил точно в цель, причиняя почти физическую боль.

Очередной приступ этой боли нашел Ингу в ванной, когда она чистила зубы. Она уже давно заметила, что чувство стыда или ужаса чаще всего подстерегало ее именно в такие безобидные моменты. Пока ее рука совершала механическое движение, сознание блуждало по опасным дебрям, беззащитное перед всеми водившимися там чудовищами. Инга сплюнула и торопливо умылась, стараясь мыслями вернуться к простым и понятным вещам: звуку воды из крана, крему в банке, отражению в зеркале.

Она все-таки ответила Антону, что увидеться они могут завтра. Договариваться на сегодня она трусила, словно до вечера могло произойти что-то неведомое и плохое. Инга сама себе придумала срок – один день, решив, что если он пройдет спокойно, то и дальше ничего страшного не случится. Ей просто нужно пойти в офис, встретиться там с Ильей и понять, как он теперь собирается вести себя. Если внешне все будет по-прежнему, то и волноваться не о чем. Потом на нее уж точно снизойдет долгожданное облегчение, она расслабится и почувствует вкус свободы.

Инга боялась напрасно: за весь день она не только не перебросилась с Ильей и словом, но даже не виделась с ним толком. До обеда он сидел в своем стеклянном кабинете, а после пропал. Внимательная Инга отметила, что рюкзак с дивана тоже пропал, а значит, Илья вернуться уже не планировал. Сжатая пружина в ней постепенно начала ослабляться.