Харбин

– Насколько я понимаю, это был не просто поиск более свежих художественных приемов… Это был в некотором роде протест… более того, вызов общественным вкусам. Я это про абстракционизм, – уточнил он.

– Общественные вкусы – это дерьмо собачье! – с вызовом отрезал Лиманский. – Я рад, что некоторые художники это тоже поняли. А то рисуют всякую ерунду.

– Жорж, что с тобой происходит? – удивленно посмотрела на него Лиза. – Откуда в тебе столько злости?

Тот фыркнул.

– Такое время, Лиза, – проговорил он. – Хватит, наигрались в гуманизм! Меньше бы болтали – не потеряли бы Россию!..

«Да он же это говорит с чужих слов! – решила Лиза. – На самом деле Жорж не такой. Он добрый, хотя и очень наивный».

– Эх, Жорж, Жорж! – вздохнула она. – И зачем тебе все это надо?

Но тот не слушал ее.

– А вы мне нравитесь, – неожиданно сделал он реверанс в сторону Болохова. – Как вас?.. Александр Петрович? Очень приятно! Жорж Лиманский, студент местного политеха, – представился он. – Надеюсь, Александр Петрович, вы разделяете взгляды своего учителя?.. Кстати, а где сейчас находится этот ваш Кандинский?

– Он эмигрировал из России и живет где-то в Европе, – ответил Александр.

– Жаль. Если бы он жил в Харбине, мы бы его обязательно приняли в нашу организацию. Нам нужны такие люди.

– Да ведь он глубоко пожилой человек, – заметил Болохов.

– Ерунда! – воскликнул Лиманский. – Главное для нас – это преданность нашему делу… Ну а вы?.. Как вы относитесь к фашистской идее?

Болохов пожал плечами.

– Признаться, я как-то не задумывался над этим, – проговорил он. – Мне бы полистать вашу литературу, а так что я могу сказать? Кстати, вы первый фашист, с кем я имел честь познакомиться. Надеюсь, у ваших товарищей такой же трезвый взгляд на вещи, как и у вас, – польстил он ему.

Жорж зарделся.

– Должен вам сказать, к нам в организацию приходят очень интересные люди, – доверительно сообщил он. – Что же касается литературы… Хорошо, я вам кое-что дам почитать. Недавно мы получили из Германии несколько экземпляров «Майн Кампф» Адольфа Гитлера. Говорите, даже не слышали о таком? – удивился Жорж. – О, у этого человека большое будущее! Он лидер немецких фашистов и личный друг Муссолини.

Вечер закончился танцами. Мария Павловна, чтобы расшевелить гостей, села за рояль, но так как она не знала ни одной современной мелодии, то играла в основном вальсы. Танцевать вышли даже те, кто был под крепким хмельком. Зала была небольшая, поэтому гости постоянно толкались и мешали друг другу. Тон задавала именинница. Она поочередно приглашала кавалеров, но чаще почему-то Болохова. Шатуров это видел и сильно ревновал. Он даже сделал Лизе по этому поводу замечание, но она не отреагировала на него. И тогда ротмистр решил, что завтра же рассчитает этого треклятого художника, который неожиданно встал на его пути. Он и сейчас попытался было объясниться с ним, но что-то остановило его. Скорее всего, не хотел поднимать скандала в чужом доме. Ведь все это, учитывая неприязненное к нему отношение Лизиной матери, могло обернуться против него самого.

Глава третья. Ревность

1

На следующий день, не успел Болохов появиться в РОВСе, как в кабинет, отданный ему под мастерскую, неожиданно ворвался ротмистр. Нет, не вошел, а именно ворвался. При этом лицо его было бледным как полотно, и во всех его движениях чувствовалась решительность.

– Хочу с вами объясниться!.. – с порога заявил он дрожавшим от волнения голосом.

Александр недоуменно посмотрел на него. Обычно Шатуров был любезен с ним и, прежде чем начать разговор, обязательно здоровался, а тут на тебе!

– Во-первых, здравствуйте, Сергей Федорович! – лихорадочно соображая, что могло случиться, достаточно спокойно произнес Болохов. – Во-вторых, я ничего не понимаю. Что случилось?

Тот вспыхнул.

– И вы еще спрашиваете! – едва не кричал он.

Болохов пожал плечами.

– Я в самом деле в растерянности… Может, скажете наконец, что происходит?

Ротмистр с шумом вобрал в себя воздух и на какое-то мгновение замер – будто бы хотел взять себя в руки. Не получилось.

– Вспомните, как вы себя вели вчера на дне рождения! – неожиданно выпалил он.

Вот оно что! А Болохов-то ненароком решил, что случилось нечто серьезное. А тут, видимо, ротмистр просто приревновал к нему Лизу. Но был ли для этого повод? Скорее всего, нет, если не считать того, что однажды после очередного тура вальса, она разгоряченная и счастливая, поцеловала его в щеку. Но это же совсем невинный поцелуй, которым молодые девушки горазды наградить всякого, кто попадется им в минуты их душевного подъема.

– Извините, Сергей Федорович, но мне кажется, я вел себя в рамках приличия, – все тем же спокойным тоном проговорил он. – Но, может, я что-то забыл – так напомните… Хотя забыть я ничего не мог, – тут же заявил он, – ведь я был совершенно трезв.

– Вот именно, трезв! Если были бы пьяны, то это еще можно было бы как-то понять, а так…

– Так скажите же, в чем дело? – уже с некоторым раздражением в голосе произнес Александр.

Ротмистр вдруг сделал два шага вперед и почти вплотную приблизился к нему.