Харбин

Мой костер в тумане светит,
Искры гаснут на лету…
Ночью нас никто не встретит,
Мы простимся на мосту…

Ее пыталтся перекричать чей-то надрывно-писклявый женский голос:

Не корите меня, не браните,
Не любить я его не могла,
Полюбивши же, все, что имела,
Все ему я тогда отдала…

Шатуров с Лизой затаились, думали, пронесет, но тут вдруг кому-то из молодых людей пришла в голову мысль прокатиться с ледяной горки, и тут же вся компания сорвалась с места и, подобно дикой орде, с громким улюлюканьем понеслась прямо на спрятавшуюся в сугробе парочку.

– Черт! – споткнувшись о ногу ротмистра, выругался кто-то из парней. – Черт, да тут кто-то есть!..

Тут же в темноте вспыхнул свет карманного фонарика.

– Вот так сюрприз! – произнес чей-то удивленный голос. – Да это никак моя сестра Лизка! Да с кем – с самим ротмистром Шатуровым!..

Лиза стразу узнала голос брата. Ее обуял страх. В следующую секунду она оттолкнула ротмистра от себя и попыталась встать.

– Дай ручку, сестренка! – с какой-то подчеркнутой издевкой предложил Петр.

– Уйди! – услышал он в ответ. – Ну, пожалуйста, выключите фонарик… – чуть не заплакала девушка.

Но кто-то упорно не хотел этого делать.

– Вам же сказали: выключите фонарь! – жестко проговорил Шатуров, выбираясь из сугроба и загораживая собой Лизу. – Или вы хотите неприятностей?

Молодежь стала дико хохотать. Смех был вызывающий, издевательский. Так бывает, когда стадо подвыпиших оболтусов вдруг находит беззащитный объект для глумления.

– Ты о каких неприятностях говоришь, дядя? – прозвучал за спиной Шатурова чей-то наглый голос.

Ротмистр понял, что дело приобретает сереьезный оборот, чего ни в коем случае нельзя было допустить. Нет, за себя он не боялся. Чего бояться боевому офицеру, которому не раз приходилось вступать в рукопашную схватку с врагом? Страшно было за Лизу, за ее репутацию. Не станет ли она после этого избегать его?

– Я сказал: немедленно выключите фонарь! – сжимая кулаки, прорычал Шатуров и сделал шаг вперед, но в этот момент кто-то нанес ему сильный удар в подбородок. Ротмистру всего-то и потребовалось мгновение, чтобы прийти в себя, и вот уже он сделал резкий выпад вперед, пытаясь добраться до фонаря.

– Бейте его! – закричала фальцетом какая-то кровожадная девица. – Ну же, бейте – чего стоите?!

Его окружили со всех сторон и начали бить. Он сопротивлялся, метался по кругу, словно затравленный волк, рычал, махал кулаками, пытаясь в темноте найти цель.

– Сволочи! Сопляки!

Но их было много. Их человек десять – двенадцать. Половина из них – девицы, но и они не отставали от своих кавалеров.

– Бей его, бе-ей! – кричала одна и тянулась к лицу ротмистра своими острыми когтями.

– Да свалите же вы его, свалите! И ногами, ногами… – Это уже другая, та, что пыталась петь низким голосом.

Юнцам и впрямь удалось свалить его. Он крутился волчком, вспарывая локтями снег и пытаясь избежать ударов; он хватал обидчиков за ноги, свалил одного, другого… Но тем на помощь пришли их друзья, и вот уже очередной носок тяжелого зимнего ботинка с маху въехал ему в бедро, другой попал в голову, третий… Но он продолжал сопротивляться.

– Немедленно прекратите! – где-то далеко-далеко, будто бы из другого мира, донесся до него умоляющий Лизин голос. – Петр!.. Петруша! Ну ты-то что?.. Прошу, останови их… Останови!

– Все, братцы, довольно! Он и так получил свое… – откликается на ее просьбу брат. – Пошли! Пошли!..

Но товарищи его уже озверели. Они пытались сломить сопротивление ротмистра: били его ногами, бросались на него с кулаками, но он отвечал обидчикам.

– Я сказал: пошли! – напряг глотку Петр. – Вы же его убьете…

– И пусть! Пусть!.. – захлебываясь от счастья момента, пищала какая-то девица и пыталась ударить ротмистра носком изящного хромового ботиночка.

– Да вы что, с ума, что ли, все сошли? Это же боевой офицер! – наконец сделал последнюю отчаянную попытку остановить бойню Петр. – Его сам генерал Семенов уважает. Прекратите немедленно!

Услышав фамилию грозного атамана, компания замерла в вопросе. Как? Неужто сам Семенов? Вот так да! Тогда нужно и в самом деле бежать, не то атамановы головорезы быстро им кишки-то выпустят.

Они ушли, а ротмистр остался лежать на снегу. Боли он не чувствовал – только обиду. Сопляки! Да кабы вы знали, на кого руку подняли! Да я же вас в порошок сотру… В нем клокотала злость, он был подавлен, унижен. Ладно, если бы все это происходило где-то, а то ведь на глазах у любимой. Лиза!.. Да она после всего, что случилось, и видеть его не захочет. Как же он, наверное, смешно сейчас выглядит!

Однако Лизу в этот момент мучило другое.

– Вам больно? – наклонившись, произнесла она и осторожно провела рукой по окровавленным волосам ротмистра. Свою пыжиковую шапку во время драки он потерял и лежал сейчас с непокрытой головой. Однако холода не чувствовал. – Вставайте же, Сергей Федорович… Вставайте… Или вам трудно?.. Может, позвать кого?