Нет уже давно ни Стены, ни Сагадеева, ни «Секстона», но дух особенный, западно-берлинский, ещё можно время от времени уловить, почуять где-нибудь в Кройцберге: летом, сидя с пивом перед какой-нибудь дешёвой пивной, каких в Мюнхене не найдёшь, можно увидеть, как мимо прошлёндрает юный панк, гремя цепями, с красным ирокезом и непременной дворнягой – спросит лениво на всякий случай, не найдётся ли случайно лишнего евро на пиво, и ты улыбнешься про себя: «нет, все-таки оно ещё есть, ещё живо»…
Где все, герои моего времени? Многие уже ушли из жизни, раньше, чем казалось возможным; кого уж нет как личности или музыканта; кто-то свалил от греха, типа меня; кто-то брюзжит в социальных сетях, а кто-то и политикой и жополизством не брезгует. Не мне судить, мне нет права жаловаться на судьбу, стольких замечательных людей я встретила на своем пути, дай бог им всем удачи!
P.S. В туристических магазинах продаётся тишорт с надписью «Ich will meine Mauer wiederhaben» (что примерно означает «Я хочу мою Стену назад») – вот я и подумываю, не купить ли…
Рус
Фото 16. Эд и Рус на съемках для журнала Blint punkt. Фото Петры Галл
Р
. Мое детство прошло в Орехово-Борисово в беспорядочных и запланированных мелких хулиганствах, что придавало веса в местных подростковых кругах. В общем я ощущал это тогда как активную самооборону – типа, там было легче выживать, не теряя самоуважения. Уже к восьмому классу я там со своей шайкой, состоящих из моих друзей, достиг положения «король микрорайона» и расти дальше было некуда; я просто сохранял положение, не давая высунуться конкурентам. Зато я завоевал себе свободу самовыражения и между делом научился командовать и увлекать своим примером других за собой. Причем, все это получалось у меня само собой, не напрягаясь, естественно.Школа № 510, которая была центром событий до середины дня, была не самым милым местом на планете. Она была в новом, еще строящемся районе Москвы – Орехово-Борисово, с не устоявшимися традициями и порядками. Короче, там было много бардака. Перемены проходили в частых разборках, драках и просто избиениях тех, кто пытался нарушить status quo. Все время были какие-то новички или выскочки, которым надо было показать их место. Таким и я был, но у меня получилось.
В это время, это я уже был в классе восьмом, мне было лет четырнадцать-пятнадцать, до меня дошло, что мне нравится музыка, а именно возникающий и растущий тогда из недр рок-н-ролла хард-рок, а позже и хеви-металл. Я был, хоть и из грозных хулиганов, но из «читающей семьи», поэтому ум искал чего-то больше, чем просто царствование на местности. Передо мной уже как бы приоткрылся блестящий и славный мир, наполненный жесткими, энергичными ритмами, которые тонизировали душу и характер. А также и бравыми, мужественными и анархиствующими образами рок-музы кантов – волосатыми, в джинсах и коже, всем своим видом кладущими большой и толстый на всю эту суету обывательской жизни. Все это тогда было полузапрещено властями, что придавало еще большую привлекательность. Тогда нельзя было просто купить пластинку с этой музыкой в магазине, а надо было достать, то есть раздобыть где-то неофициальным образом. Полузапретный плод тоже сладкий, между прочим. К тому я еще и осознал тогда, что идеи строительства коммунизма меня совершенно не увлекают. В общем, я стал во всех отношениях противником всего официального. Бунтарем, так сказать, стал. Хотя сам про себя я так тогда не думал. Просто хотел делать то, что мне нравится.
Учиться мне удавалось прилично без особо сильных напряжений (как-никак я был не из семьи потомственных алкашей и мозги работали). Отличником мне было быть западло в соответствии со статусом: не вязалось быть отличником и хулиганом одновременно, а четверки и немножко троек, для соответствия имиджу, давались легко. Поэтому большую часть времени я проводил с друзьями (они же моя банда) или на тренировках по дзю-до, на которых мы торжественно клялись применять полученные навыки только на татами. Но мы нарушали эту клятву, как только выходили из спортивного зала. Да мы и пошли всей бандой в дзю-до для этого, а не ради олимпийских побед.