С момента официальной регистрации клуба мы были наиболее яркой и засвеченной группой в городе. Был взят курс на публичную засветку, и про клуб были написаны тонны прессы. Писали всякое, порой абсолютно провокационную бредятину. Так было в случае с Богданом Титомиром, когда до момента введения жилетов многие члены клуба ходили с волчьими хвостами, вдетыми в погон – и Боня тоже делал нечто подобное, но потом перестал. Пресса подала это в статье «Жарко было в Макдональдсе» как некое избиение Титомира «Ночными волками», хотя это был бред чистой воды. Был эпизод возле Патриков, когда один из его танцовщиков получил в бубен, причем за дело. Но тот разгул свобод вел к комсомольской безответственности в прессе; клуб стали демонизировать, разрывая остатки связей между тусовкой и клубом. Вся эта «комса», которая заигрывала с тусовками и фотографировалась на фоне неформалов, в скором времени ринулась рулить СМИ, банками и предприятиями. И стала отмежевываться от тусовщиков, иногда просто спецом давя все свои старые неформальные связи. Сейчас мы можем сказать, что восемьдесят процентов этих людей погорели на собственной жадности и недальновидности. Многие, нажив каким-то образом денег, вились вокруг клуба и, теша свои подростковые комплексы, пытались купить себе дружбу и внимание.
Порой это было так неприятно, что я не сдерживался и открытым текстом говорил, что я за это дело готов был жизнь и здоровье положить, а ты каким-то непонятно нажитым лавандосом пытаешься смуту в отношения привнести. Но так или иначе, многие ломались, прежде всего морально. Было очень досадно, когда в этот ряд попадали люди, которым нужно было идти до конца по намеченному пути, но они с него сворачивали и начинали заискивать перед людьми, не представлявшими из себя ничего, кроме денежного мешка и жабы за пазухой. Возможно, в этом была причина, по которой многие люди из первого состава как-то постепенно разошлись, а многие остались одни и в итоге погибли, так и не приспособившись к новым реалиям. Таким был Рома Че Гевара, который был до армии хиппи, и по приходу влился в тусовку в первый состав клуба, но постепенно грустнел и начал гасить алкоголем свою неприспособленную энергию, которой не находилось выхода в полуофициальных рамках. Такие люди просто взрывались от бездействия или от понимания того, что в чем-то придется идти наперекор своей совести. Не так давно он умер практически в одиночестве.
С другой стороны, нельзя было просто бесцельно тусоваться. Чтобы не сгореть, как Саббат, мы занимались охраной рок-концертов. К этому моменту «Волки» были на пике внимания везде в официальной «комсюковской» среде, что способствовало распространению байкерского движения.
Открылся филиал в Саратове, приезжали украинцы, но у них как-то все развивалось отдельно. Хотя, когда им наконец разрешили проехать по Крещатику, колонну москалей представлял именно я. Потом открылся филиал в Вильнюсе, недавно в Латвии. Поскольку мы были социально активны, то порой добровольно строились колоннами и участвовали в различный мероприятиях – таких, как фестиваль в поддержку детей Чернобыля. Но были и такие, в которых мы чувствовали себя не к месту и в ранге свадебных генералов. К тому моменту клуб прошел стадию выживания, и теперь в него вступали исключительно нужные и полезные делу люди из различных социальных слоев. Начался прагматизм.
В 93-м году нам даже выдали бумагу от начальника охраны Ельцина, Минакова. Что, мол, отряд «Ночные волки» поддерживает Бориса Николаевича и может проезжать когда и где угодно. На заведомый убой, как мы сейчас это понимаем. Тогда мы катались на красном «Порше» везде и эта бумажка избавляла нас от многих неприятностей – когда новая власть показала, насколько жесткую позицию она может занять по отношению к населению. Тогда все было в новинку, все эти вытаскивания водителей из машин, жесточайшие действия псковского и рязанского ОМОНов. Полный фарш был устроен на Краснопресненской и возле того же Белого дома. Людям дали отчетливо понять, что народ – это мусор, и место его понятно где. Нас же это не коснулось. И мы, наивные, гоняли среди воинских подразделений на «Порше», как волосатые генералы в кожах на параде…
Потом Абрамов открыл рок-кафе в Отрадном, от названия которого отвалилось несколько букв, и его иронично называли то «отрыжкой», то «тырдыном». Клуб поддерживал это начинание. Потом, когда сие заведение закрылось после очередной трагедии, Сергей позвонил и предложил тему с новым клубом; это удачно совпало с возвращением из Германии Хирурга с его идеей-фикс насчет «Секстона». Так был открыт один из известнейших на тот период рок-клубов, где стартануло множество ныне известных музыкантов. Конкуренцию ему составлял разве что «Не бей копытом», открытый Смирновским на месте беспонтовой дискотеки «Палас» в Измайлово. Проработав какое-то время, первый «Секстон» сгорел, как обычно, из-за неформального раздолбайства, хотя Абрам во всех интервью доказывал, что это был умышленный поджог и чуть ли не покушение на достижение демократии.