Хардкор

Перед каждыми гастролями за рубеж нужно было общаться с комитетчиками. Рок-группы ненавидели советские ВИА, действовавшие на базе союзов композиторов или домов культуры. И, в общем-то, мало отличались от них. Это была объективная реальность музыкальной среды середины-конца восьмидесятых. В которой я не находил себе места.

В 1985-м году изо всех щелей полезли металлисты, в куртках из дермантина, проклепанных фурнитурой для чемоданов, в цепях, напульсниках и браслетах. А в 1987-м вышел альбом Hysteria Def Leppard, напрочь повернувший музыкальный мир в сторону пафосного волосатого металла. По инерции я слушал ранний американский хардкор Minor Threat. Мой любимый Public Image ltd. звучал, как танцевальная поп-группа. В 1984-м какие-то американцы привезли в Ленинград первые записи хип-хопа, который тогда так даже и не назывался. Это был взрывающий мозг ритмичный уличный рэп из фильма Wild Style. В общем, поводов отвернуться от панка образца 77-го года у меня было предостаточно. К тому же, расплодившаяся в то свободное время тусовка уже не состояла из радикалов и интеллектуальных извращенцев. Панком стало быть просто и обыденно. Все были панками. И все панк-группы принимали в Рок-клуб. Самыми последними туда вступили АУ и новая группа Свина «600». На шестом фестивале Рок-клуба Свин выступал с обеими, причем в один день, распевая чуть ли не одни и те же песни два раза. Это было неинтересно, адреналина в этом уже не было.

Если откровенно, я радовался за своих недавних коллег. Помогал им собирать составы. «Бригадный Подряд» искал барабанщика и гитариста, я познакомил их с Трушиным и Соболевым. Рикошет, наигравшись с Дюшей и его «КСК», искал барабанщика и гитариста, я дал ему телефоны Кости и Дусера. Я не знал этих двоих близко, просто у меня была тетрадка, в которую я записывал номера всех сто́ящих музыкантов города с комментариями об их способностях. Мне звонили незнакомые люди в поисках музыкантов, я помогал всем. Я мечтал собрать группу, которая играла бы лучше всех рок-групп Рок-клуба. Хотел шикарного звучания, но как всегда проблема была либо в аппаратуре, либо в отсутствии крутого барабанщика. Ни одна из групп Рок-клуба не звучала близко к тому, как звучала музыка, которую я слушал. В итоге я потерял интерес к нашим группам совсем.

М. Б. Но все же были самобытные группы, тот же «Аукцыон» или «Ноль», за которыми закрепилось мнение, что это нечто типично ленинградское. Просто все уже расползалось по швам, в том числе и субкультурно-музыкальный мирок, который наконец то дорвался до аплодисментов.

Ф. Б. Ты понимаешь, сюда хлынул потом информации. И на фоне музыки, повалившей к нам с запада, все наши группы звучали самодеятельно, а не самобытно. Они по-прежнему казались мне недоделанными, причем, знаешь чего им всем не хватало? Отрыва! Обыкновенного рок-н-ролла. Они продолжали быть недостаточно яркими для меня.

Одиозный финал Советского Союза был на расстоянии вытянутой руки, но нам казалось, что школа выплюнула нас в серую гадость, которой не будет конца до самой нашей смерти. Мы не могли, не хотели и ни за что не собирались подчиняться реальности, вписываться в систему, становиться частью этой серой массы. Мы не отличались глубокомыслием, дальновидностью или хотя бы начитанностью. Просто жили так, как хотели бы жить всегда. Делали то, что хотели бы делать всю жизнь. Играли музыку, писали смешные тексты, рисовали, пели и орали, веселили своих друзей. Все, что и полагается делать свободной молодежи. И пока партия исторгала очередные идиотские лозунги, а народ салютовал и маршировал строем, мы шли против системы. Мы не верили никому из ее представителей.

На рубеже 90-х в городе еще были места, где можно было выступать, играя в разных стилях. С моей группой Somnambula, состоявшей из студентов джазового отделения Мусора (училища имени Мусорского) мы играли funk/grunge/metal и пели по-английски. Но 1993-й оказался годом, когда в городе функционировал практически единственный клуб «Там-Там» и в нем пропагандировалась кислота и панк-хардкор. Арт-директор, милый волосатик Сева Гаккель, после концерта подошел и сказал мне, что мы больше никогда не будем у него играть, потому что «у нас слишком много соло на гитарах». Я не ходил в «Там-Там» на Бригадников, и не помню много групп, которыми клуб прославился. И в итоге не знаком практически ни с кем из панков девяностых.

Девяностые сильно отличались от начала восьмидесятых. Тогда мы были маленьким партизанским отрядом, боровшимся в тылу врага. Наша импровизированная Студия пострадала от репрессий в 1984-м. Если у людей находили наши записи, их могли хорошо наказать, например, отчислить из института. В 1986-м я записал первый альбом «Бригадного Подряда» и последнюю пленку «Народного Ополчения». Потом пришли новые времена. В Рок-клуб стали принимать панков. А «Там-Там» был символом победы, разгромленным Рейхстагом, расписанным русским матом. Это было пиршество свободы, со свободной продажей наркотиков, насилием, драками и кровью, погромами и ментовскими облавами.